своего товарища. Затем мне позвонили, и я последовал к главному офису компании.
– Кто-то может это подтвердить?
– Да, мой товарищ Чарльз Бейтс и его сын Дэн. Кстати, где мой адвокат? Я же просил Чарли позвонить ему!
– Разве вы в чём-то виновны?
– Нет и не хочу им быть. Без адвоката я ничего больше не скажу.
По моей просьбе, адвокат прибыл. Только не мой персональный, а тот, которого мне предоставило государство. Хотя, позже он отказался от меня, не указав причины. Видимо, дело было уж слишком безнадёжным, и даже эта защита здесь бессильна.
Два дня спустя, Чарли попал ко мне в камеру.
– А тебя за что посадили сюда?
– По подозрению в соучастии.
– Почему ты не позвонил моему адвокату? И в соучастии чего ты обвиняешься? – возмущённо спросил я.
Но он лишь промолчал в ответ.
ІІІ
Ещё через три дня моя жена всё же согласилась навестить меня. В специально отведённой комнате, под присмотром охраны, словно я был заключённым преступником, мы начали говорить. За эти дни, что я её не видел, она изменилась. Было заметно, что виной всему – бессонные ночи, было видно, что её душа отравлена каким-то горем, причиной которому служит далеко не наше расставание.
– Почему меня держат здесь? – спросил я в конце концов.
– Всё очень плохо, Том. Прости, я не могу сказать тебе об этом, иначе попросту расплачусь. Лучше спроси об этом капитана.
– Это безнадёжно? Я имею ввиду наши отношения.
– Нет, конечно же нет. Как видишь, я всё ещё с тобой.
– Кто знает, я не могу даже себе доверять, не говоря уже о других людях. Не ради ли денег ты сейчас здесь?
– Как ты только мог обо мне такое подумать? Разве не мы клялись перед алтарём быть вместе и в горе, и в радости?
– Так виной всему лишь клятва?
– Том, когда же до тебя наконец дойдёт, что моя любовь искренняя?
– Сам не знаю. Наверное, тогда, когда я осознаю, что утратил.
– Главное держись. Тебе предстоят не самые лёгкие времена, и я хочу, чтобы ты был сильным. Ты обещаешь выстоять?
– Обещаю. Береги себя и детей. Если нужны будут деньги – ничего не бойся, – звони моему банкиру.
На следующий день капитан вновь стал меня допрашивать:
– Итак, где вы были в ночь на ту злосчастную субботу?
– Говорю же вам, я спал в доме у друга, а затем поехал к офису, сколько ещё можно повторять?
– А что вы, собственно, делали возле своего офиса ночью?
– Я спал, зазвонил телефон. Мне сообщили, что здание горит, потому как кто-то заложил бомбу. Никто не пострадал, с охраной всё в порядке. Я сказал, что приеду, и помчался туда. Конец.
– Вас не удивило, каким образом этот псих, как вы соизволили выразиться, попал в наиболее охраняемые места здания?
– Возможно, охрана знала виновника, потому и пропустила. Вы, должно быть, уже допросили моего друга Чарли? Он ведь находится в одной камере со мной. Говорю же вам, он и его сын могут подтвердить, что на тот момент я спал.
– Мистер Бальдбридж… – ему всё труднее было сохранять беспристрастность, – Том, либо ты очень умный преступник и умело притворяешься, либо у тебя огромные проблемы.
Всё так же ничего не говоря, он отправил меня обратно. Затем вновь вызвал, попросив повторить историю теперь уже при докторе. Я, полностью повинуясь, повторил слово в слово всё то же самое, что за несколько часов до этого изложил ему.
– Должен вам сказать две новости. Одна хорошая, а другая – плохая. С какой мне следует начать? – спросил присутствующий доктор.
– Начните с хорошей, – сказал ему капитан.
– Мистер Бальдбридж говорит чистейшую правду: на момент случившегося он действительно спал.
– Я же говорил вам! – чувствуя небольшое ликование, проговорил я, впрочем, оно довольно быстро развеялось после того, как я спросил, какая же новость является плохой.
– Плохая же новость в том, что ваш друг Чарльз, в отличие от вас, тогда не спал. Капитан, мы можем посмотреть то видео, которое вы мне показывали, вновь?
– Ладно, – ответил капитан. – Пройдёмте за мной.
Они увели меня в другую комнату, где находилось оборудование и множество экранов.
– Дело 5-42. Начни с 2:14 после полуночи.
Человек включил нам фильм, если это можно так назвать. Я узнал офис – это было видео с камер наблюдения, которому чудом удалось уцелеть. А когда в поле зрения начал появляться молодой человек, доктор, наверняка запомнивший, что в этом видео произойдёт дальше, сказал:
– А плохая новость, мистер… Том, в том, что Чарльз и вы, – а когда человек повернулся лицом к камере и начал устанавливать взрывчатку, добавил: – Это один и тот же человек.
Я не на шутку ужаснулся. Значит, мои опасения были не напрасны: у меня действительно прогрессировала шизофрения. И когда до меня наконец дошло, о чём с такой заботой предупреждала Холли, я осознал, насколько плохи мои дела.
– Что будет дальше? – спросил я ледяным голосом, к тому же у меня пересохло во рту. – Меня посадят, капитан?
– Будем ждать решения суда, – ответил тот. – Скорее всего, своё наказание ты будешь отбывать в лечебнице.
IV
Капитан оказался прав: решением суда я был приговорён к году лишения свободы и отбыванию срока в психиатрической лечебнице. Поскольку в моём городке подобного заведения нет, то государству пришлось потратиться на мою транспортировку.
Уже своим мрачным видом, неизвестно-когда построенное здание навевало чувство угнетённости и печали, но уж точно не счастья. Меня сопровождал всё тот же доктор и двое полицейских. Когда пришёл удобный момент, я отважился у него спросить:
– А там, внутри, страшно?
– Поначалу многие не выдерживают и первой ночи. А, в целом, люди у нас хорошие, просто их окружение так не считает.
По прибытии меня вынудили принять душ и остричься, а затем я, заключённый номер 11075, получил свою одежду и проследовал за санитаром к изолятору. Теперь я должен был носить идеально белую одежду, хотя, по правде говоря, она лишь слегка была приближена к заветной белоснежности. Да и стены были в подобной цветовой гамме. Сначала мне показалось, что эта гробовая тишина и эти цвета потолка со стенами сведут с ума даже самого здорового человека. А вообще, как только переступил порог своего места жительства на целый год, перед моими глазами пролетела картинка ночи, когда я хоть и был в размолвке, но всё же с семьёй и всё же дома. Вспоминаются слова доктора: «Таких, как вы, нужно лечить, а не осуждать. Им необходима наша помощь, но никак не отрешение от них лишь
