сестру, а в её голове молотом, обрушивающимся об наковальню, звучала фраза сказанная Григорием:
— «Даже логичный вывод может быть неверен из-за поспешности в мыслях. Наверное, это моё последнее наставление тебе Лен»
— Ну, погоди у нас Оражен, — хлопнула себя по колену Анастасия. — Ты у меня ещё попляшешь. Тоже мне гений нашёлся. И на тебя управу найду. Только дай мне с тобой встретиться.
— Даже не думай об этом. — Послышался голос из дверей комнаты Инны Михайловны.
— Что?! — повернулась на голос Анастасия, а вместе с ней и Елена. Лица которых оттенились недоумением.
— Что слышала, — спокойно, но в то же время властно произнесла пожилая княжна. — Вставайте и идите за мной. Есть разговор.
Сестры непонимающе переглянулись и, встав с кровати, последовали за старой женщиной, которая вела их в одну из комнат особняка.
Когда они зашли в малую гостиную кабинет, тут царил полумрак и только огонь из камина давал свет, озаряя темноту комнаты.
Инна Михайловна села в своё кресло у камина, взяв на половину пустой бокал, посмотрела на стоявших посредине комнаты внучек.
— Садитесь. В ногах правды нет. — Перевела она взгляд на потрескивающие дрова в камине.
— Бабушка. Что значат твои слова? — Села на диванчик Настя, а рядом с ней присела и Лена, которая только начинала приходить в себя.
— То и значат. — Выдохнула старая женщина.
— Но почему? — нахмурил брови Анастасия. — Как можно стерпеть такие выходки от пусть и сильного, но простого человека. Он же явно что-то задумал.
Инна Михайловна поджала губы и, словно ища защиты в бокале с вином, взяла его, после чего сделала глоток.
— Он не простой человек Анастасия. Но это знание может заставить наш род перестать существовать, как и то на что мы сами себя обрекаем.
— Что ты имеешь в виду? — Распахнула от удивления глаза Настя.
— То, что говорю, — произнесла напряженно княжна, словно каждое слово ей давалось с большим трудом, и его приходилось вырывать из себя. — Грехи прошлого указали мне на ошибки настоящего. Григорий донёс до меня, что прошлое не будет вступать в права, — перевела княжна взгляд на угол комнаты, где под тканью виднелись рамы картин, сжимая сильней бокал. — Если мы не будем совершать ошибки прошлого в нашем новом настоящем.
— Что? — моргнула, слегка мотая головой Настя. — Я не понимаю. Что всё это значит?
— Это значит, что я хочу разорвать договор с Решкиным-Флинфхофом. И знаешь Анастасия. Если бы я сейчас могла выбирать, то хотела бы, чтобы ты стала женой Григория, а не этого князька которому придётся утереться.
— Что? — Опешила до этого сидевшая молча Елена. — С чего такая перемена? — Еле сдерживала опять слёзы младшая внучка. — Вы обе хотели его очернить. — Вскочила она с дивана. — И даже думали его убить. А теперь в мужья захотели! А он не лучше вас обеих. Скрывал от меня правду о себе. А я при нём его же грязью с ваших рассказов, поливала. А он мне слова не сказал. Даже не посмотрел ни разу косо, не то, что по-злому.
— Ты чего опять пылишь? — нахмурилась Настя. — Не ты ли его сегодня избить пыталась, да послала, сказав, что видеть его не желаешь больше. Какая теперь тебе разница, что мы там хотели. Тебя вылечили и ладно.
— Да вылечил! А вы сразу стали думать, что с этим делать и как быть дальше. И что вообще значит, что он не простой человек? И почему эта тайна может нас погубить?!
— Елен, — почернев лицом, произнесла Инна Михайловна, а её голос сорвался на хриплый стон. — Пройди, коль ты стоишь до угла, и возьми первую картину от стены. — Словно мёртвым взглядом посмотрела она на внучку.
— Зачем? — Непонимающе произнесла девушка.
— Просто возьми её и посмотри. — Дрожащим и плохо скрываемым взволнованным голосом протянула старая княжна.
Настя непонимающе посмотрела сначала на бабушку, а потом на Елену, которая прошла к углу и, откинув ткань, вытащила указанную картину, после чего вздрогнула всем телом и замерла.
— Что всё это значит? — Не оборачиваясь крепко сжав раму смотря на полотно, произнесла Лена.
— Что там? — Привстала, словно хотя посмотреть на картину через тело сестры Настя.
— Это же не может быть Григорий? — Повернулась со слезами на глазах Елена вполоборота на родственников.
— Это не Григорий, — словно для храбрости сделала большой глоток Инна Михайловна, а её нижняя губа слегка задрожала. — Но от этого не легче. Это Александр Григорьевич Острогов. Князь и полковник кавалерии. Некогда один из самых сильных солдат империи, и отец Григория, которого за его деяния прозвали демоном в чёрной шинели. Тот, кого, и чей полк не могли победить войска Белогорова. И наш самый большой грех. Ведь это наш род обрёк их на смерть. Но знайте. По-другому было нельзя. Иначе все мы и многие другие умерли бы тогда.
Когда вы уезжали в родовое поместье, я встретилась с Григорием, — Тяжело выдохнула Инна Михайловна. — И хотела его убить ради нашего будущего. Ведь думала, что сын Александра мстит нам за то, что мы совершили. Что использует тебя и Анастасию. Но я ошибалась, и проиграла бой. Но он оставил меня в живых, ради вас двоих. Он сказал, что уничтожит наш род, только в одном случае. Если мы впутаем тебя Елен в наши интриги. Свадьба с Настей ему, и моей старой подруги была нужна, чтобы мы не совершили ошибку и нас не поглотил князь Решкин-Флинфхов. Что мы должны жить сами, а не за счёт других.
— Что мы сделали? Что наш род сделал с отцом Григория?! — с текущими беззвучно по лицо слезами дрожащими губами выкрикнула Елена сжимая трясущимися руками картину. С которой на неё смотрел человек, как две капли воды похожей на Гришу.
— Не только с ним, — сжала бокал Инна Михайловна. — И с его матерью Викторией, и с целым полком людей. Их нельзя было просто победить. Нельзя,
