— Что такое техника, если она пустая. Третьесортный ремикс Есенина написать легко. А вот попробуй стать новым Есениным — тогда поговорим.
— А мы будем враждовать? — внезапно спросила Полина. — Я думала, мы друзья. Никто не мешает работать вместе.
— Ты так резко поменялась, — снова удивился Сон. — Я тебя совсем не узнаю, вот правда. Ты ли передо мной сейчас? Ты ли со мной говоришь? Неужели так легко поменяла взгляды на жизнь?
Девушка тяжело вздохнула, понурив голову.
— Я не знаю, куда мне идти, Сон. Понимаешь, не знаю. Мне обидно осознавать, что за всю чёртову жизнь я так ничему и не научилась. А быть вечной музой кошмаров для кого-то… Музы очень быстро стареют и от них отрекаются. Сторчаться, скатиться, сдохнуть в канаве — я могу это. И я так и кончу, если не изменюсь. Что поделать, если отдаться графоманству сейчас — самый лёгкий способ сбежать от чёртовой жизни, оставаясь при мысли, что ты чем-то занят. Мне не важно, будет ли у меня имя, заметят ли меня, издадут ли — плевать. Чисто для себя я буду знать, что не сломалась, не стала обычным человеком — даже если для всех это выглядит иначе. Вы — ваш весь творческий сброд, как бы его ни хаяли — я всегда тянулась к вам. И, в этом случае, почему бы тогда не стать одной из вас. Не слушать чужих, но говорить самой. Не восхищаться кем-то, а собой упиваться. Пускай и в стол и для себя, но осознание того, что ты, будучи даже самым бесполезным человеком на Земле, смог создать что-то, ценное хотя бы для тебя, уже позволяет чувствовать себя живым.
Сон выслушал её и понимающе кивнул. В этом она была права, и добавить тут было совершенно нечего. Ему было приятно, если она действительно думает так. Значит, всё не так плохо, как кажется.
Опустили стол, убрали границы. Хотелось напоследок побывать в объятьях друг друга. Ведь скоро Львов, а там — по коням, на разные поезда, на разные вокзалы. И чёрт знает, когда они встретятся вновь.
Волчица как могла крепко обняла своего — нет, не юного — но так быстро выросшего волчонка. Снова они лежали вместе, на неудобной полке плацкарта, тесно и жарко — но хоть так.
— И всё-таки, — уже после опять решился задать такой важный — и такой ненужный вопрос. Даром, что уже спрашивал. — Тебя… Полиной зовут?
— Ты меня так назвал. А это куда важнее. Сколько здесь правды… — улыбнулась, пожала плечами, опять не признала, не опровергла. — Это ложь через призму истины.
— И тебе сильно больше семнадцати или двадцати.
— Мне столько, сколько потребуется.
***
А там был уже и Львовский вокзал и тяжёлое прощание.
Поезд на Харьков у Сна — и поезд для Полины на Прагу. Составы прибывали в одно и то же время, на разных платформах. Времени на долгие слова не осталось. Тяжело, скорбно, но — надо.
Девушка прильнула к парню, поцеловав его. Обнимая, со всей любовью и искренностью, испытывая лишь счастье — и бесконечную тоску.
Потом — направилась к переходу на свою платформу.
Прежде, чем скрыться во тьме подземелья, она обернулась к нему.
Снова игривый блеск глаз, снова хитрые, немного — и всё-таки лисьи черты лица. Длинные зелёныве волосы цвета яда, такой же свитер, простые джинсы — и рюкзак походный через плечо.
— Увидимся в Новом Мире! — крикнула она на прощанье. А потом — быстрыми шагами удалилась вниз, скрываясь в толпе.
Сон стоял один, на одиноком вокзале, раздавленный общей толпой. Но не было ни страха, ни одиночества. Лишь приятный острах, смешанный с предательским опустошением.
— Увидимся в Новом Мире! — крикнул он в пустоту, зная, что она его услышит.
Уже пришёл поздний вечер, и предстояла дорога в ночь.
В поезде он всё время проспал.
Ему не хотелось возвращаться в мир живых.
Там слишком сложно, слишком тяжело и грустно. Только сейчас, расставшись с Полиной, он понял, что — нет, он никогда не сможет отпустить её.
Любили они друг друга — едва ли.
Могли бы встречаться — ни за что.
Нужны ли они друг другу?
Да, да, и твёрдое да!
Нужны.
Он понимал это.
Верил: она понимала это.
Они нужны друг другу, и они никогда не забудут то время, что провели вместе.
***
Уже под новый-новый вечер он проснулся, устало разлепив глаза.
Ладья входила в мёртвые реки родного Некрополя, готовясь принимать в себя новые души. Вот и грустный отец Фёдор, вечно спешащий невесть куда. И огромное здание отеля в форме бритвы, которое так и норовит избавить облака от дождя. И широкий родной вокзал с его пышным замком.
Поезд входил на платформу.
Пора уходить.
Уже прокатываясь вдоль путей — и к платформе, Сон представлял себе одинокий долгий путь домой, по родным улицам и аллеям, средь масок чужих — и родных сердцу людей.
Снова броуновское движение общей бесплотной массы.
Снова одиночество в единстве с толпой.
Но что это?
В окне он увидел знакомые лица!
В клетчатой рубашке и светлых брюках, с прядью сухих волос на лице — и печальным размытым взглядом вот, там, стоял Мальц. Рядом с ним, недовольная тем обстоятельством, что её друг до сих пор не спит, но в целом — радостная и энергичная Мария. И вечно скорбная, в тёмных одеждах Астра. И строая, ровная, в молчаливом ожидании, с тяжёлой материнской улыбкой Филин. Не хватало юного Ади — но он — да, ведь Мальц говорил, наверное, сейчас у семьи.
А остальные — все тут.
И все ждут его.
Несмотря на всю тяжесть своей ноши, Сон считай слетел на перрон. Боже. Они все здесь. Все встречают его. Видимо, приехали на день раньше. Расспросы, объятия, взаимное тепло — боже, только теперь он понял, насколько действительно же соскучился по всем им. И уже потом до него дошло, что, судя по всему, все они живут у него на квартире, а ему — либо на кухне, либо вместе со всеми.
Да не всё ли равно? Он был дома.
Король вернулся — и вдохновлённая свита приветствовала его.
***
Сон стоял на платформе.
На Харьковской платформе.
Прибывший состав принимал новых пассажиров и готовился к отбытию. Где-то там, по артериям железных дорог, сейчас вот так же едет Полина, к своей вечности, к своей мечте. Никогда они не забудут друг друга. Смотря на небо, смотря на звёзды, они будут помнить. Будут знать, что там, средь множества самых разных светил существуют два огонька, чьи линии сплелись в единое созвездие, зримое лишь им обоим. Одна новая, другая тусклая, но имеющая все силы воссиять вновь. Достаточно далеко, чтобы не затмить друг друга — и достаточно близко, чтобы стоять в паре. Это их звёзды. Огни их душ.
