что же может дальше произойти… А халдей стал смотреть в упор на мёртвого гуся, бормоча какое-то заклинание, щёлкал пальцами… В друг гусь, без головы, поднялся и, неуклюже переваливаясь с лапы на лапу, зашагал к Нектанабу. Отрезанная голова его, брошенная на пол и до этого не подававшая признаков жизни, тоже поднялась и… отправилась гусю навстречу! Зрители замерли от удивления. Наступила необычайная тишина. Когда гусь и голова наконец сошлись и голова вновь приросла к своему месту, гусь радостно встрепенулся, загоготал что есть силы и, распахнув огромные крылья, полетел, увёртываясь от гоготавших не хуже гуся людей! Многие радовались, что с гусем обошлись хорошо, что он жив и здоров.
Филиппу понравилось выступление Нектанаба. Он громко объявил:
– Живи, халдей, у меня во дворце. Назначаю тебе плату, еду и одежду – будешь веселить меня и жену мою.
Нектанаб сдержанно кивнул, пробормотал слова благодарности:
– Спасибо, царь, я буду стараться быть полезным тебе и супруге твоей. – И ушёл, загадочный и мрачный, как и появился.
Гименей
Пелла погрузилась в глубокую ночь, лишь в окружении царского дворца неестественно царил день от зажжённых факелов. Македоняне, отмечавшие перед дворцом свадьбу своего царя, уже предельно пьяные и сытые, всё-таки не расходились – на столах оставалась ещё еда, а в объёмистых кувшинах булькало хмельное вино. В пиршественном зале участников заметно поубавилось – разъехались по домам жёны гостей и те из мужчин, кто не рассчитал своих возможностей в употреблении крепких вин. Некоторым гостям приготовили спальные места в дворцовых помещениях. В первую очередь раскланялись депутации из греческих городов и персы с Мардохаем во главе.
Наиболее стойкие участники пира после небольшого перерыва продолжили застолье, постепенно превращавшееся в весёлую пирушку друзей. В разных концах зала раздавались паройны – застольные песни. Веселились, никто не скучал и собирался так делать бесконечно долгое время. Филипп выпил немало, отвечая чашей на каждый тост или здравицу, не заботясь о своём состоянии, несмотря на предупреждение врача Критобула. Он знал свой организм, устойчивый для пирушек, поэтому не обратил внимания на намёк верного Хабрия, что царю в эту ночь предстояло общение с супругой. А ведь опьянение чрезвычайно вредно для здоровья будущего ребенка! Временами царь поворачивался к Миртале, спрашивая о настроении, вглядываясь сквозь накидку. Она давно устала и притихла, односложно отвечала и делала вид, что ей всё нравится. Терпеливо дожидалась момента, когда ей будет позволено уйти в супружескую спальню, где случится наконец событие, на которое намекала Артемисия – воссоединение супругов…
Наконец, Филипп подозвал Артемисию. Пора! Жрец подсказал царю, что он должен сопроводить молодую жену, а гости пусть продолжают пировать. Филипп встал, да вспомнил, что Антипатр обещал ему какой-то необыкновенный «десерт». Он шепнул Миртале:
– Ты жди в спальне. Я приду позже. – И остался…
* * *
Миртала почувствовала даже облегчение: она побудет одна, успокоится, подготовится к встрече с мужем. Вместе с ней свадьбу покинули остальные женщины, кто ещё оставался. Они окружили девушку, суматошно толкались и мешали друг другу, стараясь по пути дать свой «самый особый» совет по женской части. Шутили настолько откровенно, что лицо у Мирталы заполыхало жаром. Хор девушек, терпеливо ожидавший своего часа, запел нежными голосками свадебные поздравления – эпиталамы. У дверей супружеской спальни девушки в лёгких полупрозрачных хитонах подхватили гимн Гименею. Затем с чувством исполненного долга сопровождающие Мирталу разошлись.
Невеста осталась в спальне с Артемисией и служанкой, которая освободила её от всей одежды. От страшной усталости ей хотелось кинуться на постель, забыться… Она оглядела помещение. Супружеская спальня представляла собой просторное помещение, где главное место принадлежало огромной кровати – клина, на низких столбиках из тёмного дерева с глубокой рельефной резьбой. Древним видом она напомнила пребывание на ней предыдущих царских супружеских пар. Филипп пожелал сохранить её как символ преемственности, приказал лишь обновить фасад декором из пластин черепахового панциря и серебряных медальонов с изображениями из греческих мифов. В изголовье-эпиклитроне лежали две подушки, валиками. Тонкие льняные покрывала, украшенные коричневой каймой – меандром.
На низком столике для десерта приготовлено блюдо с трагематой – сладостями. Девушка обнаружила любимые миндальные орехи. Она почувствовала себя гораздо лучше, когда служанка раздела её. В углу виднелся небольшой плескательный бассейн, но Миртала взошла босыми ногами в широкий таз, подставляя тело под струи воды, благоухающие цветочными эссенциями. С каждой каплей, что проливались на неё из лутрофоров, обретала новое душевное состояние… Служанка, перед тем как уйти, умастила новобрачную ароматной мазью и облачила в хитон, настолько легкий, что едва был осязаем.
Артемисия осталась с воспитанницей, желая укрепить её дух. Уложив девушку в постель, она ласково поглаживала её длинные шелковистые волосы, вспоминая, не забыла ли она сообщить девушке что-либо важное, что может пригодиться на первом свидании с супругом. Да вроде всё сказано…
Миртала думала о Филиппе, представляя в мыслях его появление рядом с собой. Тревожилась, сердце билось, словно пташка в клетке… Нельзя сказать, что девушка не была готова к преодолению таинственного рубежа. Недавно по приглашению Артемисии в имении Антипатра появилась финикийка Зарра, долго служившая жрицей в храме богини Астарты. Астарта у сирийцев и финикийцев – богиня любви и плодородия, сравнимая с греческой Афродитой, ей поклонялись многие греки по всему Средиземноморью. Зарра, пожилая женщина с пронзительными чёрными глазами на смуглом лице, начала с жертвоприношения кусочками благовоний, которые бросала в огонь. Тяжёлые ароматы окутали небольшую комнату, где происходила встреча, вместе с её словами они проникали в душу девушки, заставляя расслабиться и ни о чём плохом не думать…
Зарра говорила чудны́е слова, будто слияние тел мужчины и женщины подобно соединению Неба и Земли: оно вызывает необыкновенное наслаждение, даёт облегчение телам.
– Прими мужа, как благодатный дождь принимает иссохшая от жары земля. Муж твой – царь, в руках его грозный скипетр, которого боятся все; его фаллос служит ему любовным скипетром, но страх не для тебя! Вообрази себя благоухающим цветком, а мужа – шмелём, большим и жужжащим: он потрудится над цветком, прежде чем сможет испить нектар. Если супруги устремятся к правильному соединению, их блаженство будет длиться вечно, подобно правильному соединению Неба и Земли.
Финикиянка говорила, а притихшая Миртала внимала её словам:
– Небо и Земля – разного рода силы, но сила Неба заключена в фаллосе мужчины, когда сила Земли заключена в женщине. Сила Неба спускается на Землю сверху, когда сила Земли поднимается снизу, и жизнетворное мужское семя попадает в женское лоно, как в благодатную почву, землю, где затем вырастает растение, дерево, плод… Лоно женщины
