А ведь имелись еще и артиллеристы. Много артиллеристов со своими «инструментами». Эти ухари выкатили более сотни разного рода орудий.
–Сир,– осторожно осведомился тот самый виконт из Франции,– каков ваш план? Может быть отойдем в Полоцк? Или хотя бы за реку?
–Зачем?– Наигранно удивился Иоанн.
–Сир, их очень много.
–Как завещал нам великий Гай Юлий Цезарь, бить нужно не числом, а умением. Ибо в противном случае победа ничтожна.
–Но…– попытался что-то возразить виконт, но осекся под взглядом короля.
–Разве при Алезии у Гая[112]было больше войск, чем у Верцингеторикса?
В общем, наблюдатели без шуток нервничали. Прежде всего из-за того, что их, скорее всего атакуют швейцарцы. А там в плен попасть не так просто. Они ведь иной раз бывают безудержны и режут всех подряд.
Иоанн же демонстрировал подчеркнутое спокойствие. Он объехал свои войска, выдвинутые к этому земляному валу, подбадривая их словами и шутками. Прежде всего шутками, чтобы люди смеялись. Шутить приходилось очень грубо и пошло, но бойцам пришлось это по душе. Ибо в этой нервической обстановки что-то иное просто никак бы на них не подействовало. А юмор прекрасно снимал напряжение.
Но вот со стороны позиций Казимира зазвучали барабаны и вперед пошла швейцарская пехота, построенная по кантонным обычаям в три колонны. Наемники далеко не всегда так строились, но в данном случае им позволяла численность и обстановка. Поэтому они встали в самые, что ни на есть, традиционные форхут, гевальтут и начхут, то есть, авангард, центр и арьергард.
Почему первыми пошли швейцарцы? Король Польши решил закончить все быстро. Он, как и все его командиры, не сомневались, что швейцарцы легко прорвут оборону и разгромят русские войска. Да и тем хотелось получить сатисфакцию за Ржев. И они рвались вперед, чтобы порвать своих недругов…
Когда авангард вышел на дистанцию примерно в километр в дело вступили кулеврины. Да бодро так вступили, выдавая по выстрелу секунд в сорок пять – пятьдесят примерно. И их тяжелых 20-фунтовые ядра летели весьма кучно. Рассеивание по фронту было вполне приемлемым для того, чтобы практически не мазать по такой массивной колонне. Недолеты рикошетировали от земли и все одно – летели в толпу. А перелеты накрывали идущую за ними колонну гевальтута или даже начхут. Не все «подарки» летели в цель, конечно. Но очень многие. А вытворяли они там совершенно жуткие вещи. Так, удачно залетевшее ядро, просто пробивало просеку в людях, проходя форхут насквозь. Только кровавые брызги в разные стороны летели.
Швейцарцы, памятуя о том, что было при Ржеве три года назад, постарались продвигаться как можно быстрее. Понятно, что бежать они не могли, да и даже толком ускориться, без опасения развалить свои баталии. Но выжимая свои семьдесят шагов в минуту[113]шли вперед, стараясь нигде не замедляться, то есть, не снижать и без того невысокий темп.
Десять залпов. Пятнадцать. Двадцать. И все.
Кулеврины оказались перегреты. Слишком часто из них стреляли – на пределе производительности. Не помогало ни употребление влажного банника, ни поливание стволов уксусом. Из-за чего этим орудиям пришлось замолчать. На время. Их в темпе приводили в порядок. Остужали.
На форхут после этого беглого огня было больно смотреть. Впрочем, швейцарцы продолжали идти вперед. Они представляли собой наемников Средневековья, а не Нового времени по природе своей организации. То есть, ремесленный цех. А цех не может выдавать брака. Поэтому их «творческий коллектив» был готов сложить свои головы на поле боя держа в памяти то, что если они себя хорошо покажут и не «выдадут брака», то их детей также будут нанимать, платя хорошие деньги.
Чтобы как-то разнообразить обстановку Иоанн решил выпустить на поле гусар. Вот так сидеть и ждать для пехотинцев, когда подойдет неприятель, плохая идея – слишком нервозно. Поэтому требовалось бойцов развлечь. Заодно и попытаться достигнуть еще одной тактической задачи.
Гусары должны были выйти за мантелеты на правом фланге и спровоцировать польско-литовскую феодальную конницу к атаке. Польские рыцари стояли при своем короле, в тылу. А итальянская и имперская латная конница – на другом фланге. Поэтому Иоанн знал, что и кого провоцирует.
Если же те не дернутся, то гусарам требовалось просто покрутиться вокруг форхута, засыпая его стрелами. Ведь гусары, то есть, вчерашние татары, были не только перекрещены, но и единообразно вооружены. У каждого всадника имелся круглый линзовидный клееный щит, сабля, лук и стандартный колчан на два десятка стрел. Без копий. Понятно, что стрел маловато. Но эпоха этого оружия стремительно уходила, а для решения вспомогательных задач одного колчана хватало.
Следом за гусарами на низком старте оказались уланы. Они встали за мантелетами и ждали только отмашки…
Как и ожидалось эта феодальная вольница не выдержала, увидев столь соблазнительную добычу. Поэтому, не слушая никаких команд и приказов они ринулись вперед. Сначала кто-то один из них, закричав что-то бравурное пришпорил коня и бросился в атаку. А потом и остальные, не устояв перед соблазном.
В отличие от гусар – польско-литовское конное войско, выставленное магнатами да шляхтой, имела копья и собиралась решать дело решительной сшибкой. Не таранным ударом, разумеется. Но даже и в обычном столкновении копье имеет большое преимущество над клинковым оружием. Оно и бьет больнее, и быстрее, и длинной превосходит. Однако, когда до гусар оставалось уже метров триста, зазвучали сигнальные горны и вчерашние татары начали организованно отворачивать влево и вправо. Вместе с тем они выхватили луки, приготовившись стрелять.
Это конному строевому бою их не учили и к нему не готовили за ненадобностью. А вот оперировать лавами – вполне. Отвернуть, отойти, обойти и так далее. Все это вколачивалось в них на беспощадных тренировках. Из-за чего их лава на маневре была довольно организованной. А главное – прекрасно слушалась своего командира.
И вот – разошлись гусары.
А за ними уже шли развернутые в боевые порядки уланы. Все три роты. Иоанн скомандовал им выходить сразу, как заметил, что польско-литовская шляхта ломанулась в атаку.
Первая московская рота улан был снаряжена лучше всего. Ее удалось всех одеть в латные полудоспехи[114], взятые с разбитых швейцарцев под Ржевом. Из-за чего ламеллярную чешую у них оставили лишь фрагментарно, прикрывая руки и продлевая короткие набедренники. Да и там эти чешуйчатые элементы были пришиты к стеганному кафтану, а не надевались отдельно. На головах у них красовались не трофейные шлемы, а свои, местные – шишаки[115]. Те самые, которые Иоанн изначально и делал для вооружения своей пехоты и конницы. Только их слегка доработали. На каждый припаивали полый медный гребень, куда крепился конский волос, ниспадающий у всадника до лопаток. Отчего шлем начинал напоминать каску кирасир времен Наполеоновских войн.
