Мушкетерами они были не только по названию. Король особым заказом изготовил для них настоящие мушкеты. Считай первые в мире[107]. Длинноствольные такие дуры приличного калибра. Фитильные, разумеется. А еще он оснастил ребят кирасами, благо, что после Ржевской битвы какое-то их количество досталось Иоанну в качестве трофеев. Да не просто так, а наварив кузнечным способом на кирасы упоры для мушкетного приклада, чтобы бойцам легче переносить могучую отдачу их игрушке.
Для перемещения он выдал им коней. Для личной защиты испанские эспады. Ну и в качестве вишенке обрядил ребят в те самые накидки, в которых разгуливали герои Дюма из советской экранизации. Только не голубые, а красные, как у гвардейцев кардинала. Но со все тем же неизменным белым крестом с лилиями на концах. Ну и небольшим восставшим золотым львом в левой верхней четверти.
Даже шляпы Иоанн им сохранил, изготовив специально подобие тех, что носили в фильме. С перьями и пряжками. Само собой, их носили не в бою, когда надевался шлем, а в обычное время. Но все же.
Так что, наш герой смотрел на этих молодцов, и каждый раз невольно пытался найти взглядом де Жюссака в исполнении Владимира Балона или еще кого-то из с детства знакомых персонажей. Красиво вышло. И смешно. Потому что, несмотря на все усилия короля, эти королевские мушкетеры все еще говорили на турецком языке. Отчего у Иоанна иногда возникал когнитивный диссонанс и этакие параллели с кинофильмом «Колхоз интертейнмент». Тем самым моментом, когда цыгане, переодетые в немцев, входили деревню…
Глава 8
1476 год – 10 августа, окрестности Вильно
Гусары встретили передовой полк армии Казимира, неслабо так оторвавшийся от основных сил. Поэтому, если бы Иоанн решился, то смог бы его разбить. Но он не решился, потому что не знал где, сколько и кого. А главное – как далеко основные силы его неприятеля. Из-за чего гусары вели непрерывно рекогносцировку и патрулировали окрестности, но на рожон особенно не лезли.
Но вот, наконец, 6 августа 1476 года, к большому полю, выбранному Иоанном для битвы у города Вильно, начали подходить основные силы Казимира. Гусары, как и прежде мельтешили, собирая сведения. Только теперь уже намного осторожнее. А иностранные наблюдатели и представители, что находились при Иоанне, позволяли опознавать тех, кто пожаловал.
И надо сказать, эти иноземцев хватало. Разными путями к Иоанну пробралось около сорока различных делегация, преимущественно небольших, охватывающих аудиторию от Неаполя, Кастилии и Англии и заканчивая даже каким-то уважаемым человеком из Кабарды. Ведь события в низовьях Волги не укрылись от внимания северокавказских народов.
Королю это жутко не нравилось, так как жрали они как не в себя, за его счет и только то, что по вкуснее. Да дефицитное вино пили, импортное. И выглядело это категорически накладно в военном походе. Доходило до смешного. Он сам питался скромнее своих гостей, регулярно вкушаю кулеш от походных котлов. Хотя король он, а не они. Но ради престижа приходилось их содержать. Кроме того, от них иногда была польза. Вот как сейчас.
К вечеру 9 августа армия Казимира, наконец, смогла протиснуться по местным узким дорогам и встать общим лагерем. А на рассвете 10 августа началось сражение. Без переговоров. Без каких-либо нежностей и условностей. Во всяком случае король Польши не считал нужным в такой обстановке общаться с какой-то там букашкой.
Какими силами располагал Иоанн?
У него под рукой было восемь немного потрепанных пехотных полков и семь отдельных рот аркебузиров. Совокупно почти девять тысяч пехоты, из которых около шести – стрелки. Сюда же можно отнести и роту королевских мушкетеров, которая квалифицировалась как драгуны, то есть, ездящая пехота[108].
Из кавалерии у Иоанна было три роты улан и шесть – гусар. Уланы словно с иголочки – полного состава, а гусар эта кампания немного потрепала. Совокупно выходило где-то две с половиной тысяч всадников, из которых только девять сотен – копейного боя.
С артиллерией дела обстояли интереснее. Четыре кулеврины и две дюжины фальконетов. Иоанн с осени прошлого года перестал именовать 3-фунтовые легкие полевые пушки так, переименовав в фальконеты. Чтобы короче и проще говорить – он решил каждому типовому орудию давать свое название.
Для 1476 года двадцать восемь «стволов» не очень представительный артиллерийский парк. В те годы, в связи с очень медленной перезарядкой, практиковались огромные «зверинцы» всякого рода орудий. Иной раз и в сотню, и даже более стволов[109]. Но Иоанн планировал компенсировать недостаток стволов скоростью перезарядки.
У Казимира ситуация выглядела намного лучше.
Одни только швейцарцы привели огромную толпу – восемнадцать тысячи бойцов. Включая старых, закаленных ветеранов. Одной ее, по мнению многих полководцев этих лет, было достаточно, чтобы втоптать Иоанна в землю.
Их поддерживало около семи тысяч фламандцев-наемников. Довольно крепкой пехоты, которая прославилась тем, что первыми сумели разгромить крупный контингент рыцарской конницы. Аж в 1302 году при Куртре.
По всему выходило очень сильно и солидно. Двадцать пять тысяч пехоты! Причем не абы какой, а очень серьезной.
С конницей у короля Польши тоже все было хорошо.
Он нанял в Ломбардии достаточно опытную компанию в семьсот конных латников. Плюс, в нагрузку к пехоте, удалось подтянуть порядка четырехсот имперских рыцарей. Еще три сотни польских «консервов» вполне себе полноценно упакованных в хорошую такую готику[110]. Кроме того, у Казимира имелось около двух тысяч средней конницы литовской и польской обычного для Литвы и Москвы типа. Что совокупно давало без малого три с половиной тысячи конницы, из которой порядка полутора тысяч – латная. Конечно, это были не жандармы. Совсем не жандармы. Но ее было много. Очень много. Непреодолимо много, ежели ее встретить просто так в поле[111].
