— Нет, — заверила Джин, — боже упаси.
— Видишь? Хозяйка готова предоставить тебе выходной.
Ленни помотал головой:
— Я обещал закончить работу до отъезда. И хочу сдержать обещание.
Обогнув мать, он вошел в дом. Дверь за ним с треском захлопнулась.
От хлопка Одри чуть заметно вздрогнула и воззрилась на Джин:
— Верно, жизнь из него бьет ключом.
Дейв явился в четыре. Жилистый, бородатый коротышка в возрасте слегка за сорок, он походил на капитана судна, что было на свой лад привлекательно. Когда Одри вошла в кухню, он встал и пожал ей руку, заглядывая в глаза.
— Счастлив познакомиться с вами, — значительным тоном произнес он. — Я столько о вас слышал.
— Неужели? — Одри сразу почувствовала к нему антипатию. — Только хорошее, надеюсь?
— Только хорошее, — засмеялся Дейв.
— Итак, чем же вы занимаетесь, когда не присматриваете за Ленни?
— Тружусь, Одри. У меня плотницкий бизнес в Дойлстауне.
— О, здорово.
То, что он обращался к ней по имени, раздражало Одри. К такому трюку прибегают политики, когда хотят расположить к себе старушек на встречах с избирателями.
— Дейв не просто плотник, — вставил Ленни, — он, скорее, резчик по дереву. Любой самый сложный орнамент вырежет. Ты бы видела перила, которые он только что закончил для клиентов из Френчтауна. На них лица, цветы и какие-то необычные узоры. Джин подумывает сделать ему заказ.
— Да ну.
— Ленни помогает мне в мастерской, — сказал Дейв. — У него определенно талант к этому ремеслу.
— Угу.
— Мы даже прикидываем, а не устроиться ли ему ко мне на работу.
— Буду типа подмастерья, мам, — добавил Ленни.
— Что ж, — усмехнулась Одри, — ты же понимаешь, детка, что из этого ничего не выйдет. Ты не станешь каждый день ездить сюда из Нью-Йорка.
Дейв и Ленни быстро переглянулись.
— В том-то и дело, — сказал Ленни. — Я подумал, а почему бы не пожить здесь некоторое время… снять жилье в Дойлстауне.
— Лен, перестань. Ты же ненавидишь сельскую местность.
— Понимаете, Одри, — вмешался Дейв, — Ленни считает — и я согласен с ним, — что возвращение в Нью-Йорк на данном этапе лечения может ему повредить.
— То есть?
— Я здесь так оздоровился, мам. Я только начал нормально себя чувствовать. А если вернусь в Нью-Йорк, вся работа, которую я проделал над собой…
— Беда в том, — подхватил Дейв, — что именно в Нью-Йорке он пристрастился к наркотикам.
— И все те люди, что подначивали меня, никуда не делись, — вторил ему Ленни.
— Что-то я не замечала, что тебя нужно подначивать, Лен. С инициативой у тебя всегда был полный порядок.
— Да, но…
— И мне казалось, что для тебя много лучше жить дома, в кругу семьи, чем ошиваться в какой-то заднице, штат Пенсильвания, среди совершенно чужих людей.
— Они уже не чужие, — возразил Ленни. — У меня здесь появилось несколько очень хороших друзей.
— Со всем уважением, Одри, — опять подключился Дейв, — но семья часто становится проблемой для выздоравливающего наркомана.
— Простите?
— Не поймите меня неправильно. Уверен, вы любите своего сына и желаете ему добра, но вам, конечно же, известно, что семейные отношения иногда мутируют во взаимозависимости, которые могут принести вред.
— А, ясно. Значит, проблема — это я?
— Вы неверно истолковали мои слова, Одри. Я лишь говорю…
— Фигня. Все, что вы говорите, — фигня.
Ленни с упреком взглянул на нее:
— Дейв лишь хочет помочь, мама.
Одри встала и громко зевнула:
— Прошу меня извинить. Меня ждет кроссворд.
В гостиной, находившейся рядом с кухней, Одри расчистила место на диване, заваленном подушками, и села в ожидании, что Ленни последует за ней. На холщовых наволочках был выткан рисунок: дама с кавалером, одетые по моде восемнадцатого века, устраивают пикник на ступенях обветшавшего летнего домика, а мимо топает селянка с туповатым выражением лица, ведя на веревке козу. Одри горько улыбнулась. Проклятая деревенская жизнь.
Минуло несколько минут, и Одри уже решила, что Ленни не придет, когда он наконец вошел в комнату.
— Капитан Ханжа отвалил?
— Нет, — ответил Ленни. — Мы скоро едем на собрание, но сначала я хотел с тобой поговорить.
— Вот как.
— Ты не должна воспринимать все это как личную обиду, мама.
— Я и не воспринимаю.
— Уверена? Потому что со стороны кажется…
— А как насчет Тани? — перебила Одри. — Она тоже сюда переедет?
— Нет, — медленно произнес Ленни. — Таня — не тот человек, который мне сейчас нужен.
— Так сказал председатель Дейв?
— Дейв тут ни при чем.
— Разумеется, нет. Так передать ей, что ты ее бросаешь?
Ленни стукнул кулаком по дивану:
— С чего ты вдруг забеспокоилась о Тане? Она же тебе никогда не нравилась.
— Таня мне нравится больше, чем этот козел на кухне. А что с ним такое? Он голубой?
Ленни грустно покачал головой:
— Почему ты всегда задаешь такие вопросы?
— Не знаю. Но разве не странно, что он так в тебя вцепился? Не слишком ли он тебя опекает?
— Дейв не голубой. У него есть девушка.
— Прекрасно. Но это ничего не доказывает, верно?
— Почему ты упорно выискиваешь в людях что-то плохое? Дейв — реально хороший человек. Он много знает о лечении и хочет мне помочь…
— Охренеть! — взорвалась Одри. — Ленни, ты… чересчур внушаемый! Наслушался всякой чуши про взаимозависимость и уже готов променять меня на какого-то урода.
— Ни на кого я тебя не меняю. В конце концов, мы ведь не муж и жена…
Одри впилась ногтями в подлокотник:
— Ах ты, говнюк!
— Нет! — опомнился Ленни. — Все не так… Я не имел в виду папу. Я только…
— Забудь. — Одри отвернулась. — Мне надоело с тобой ругаться. Если ты предпочитаешь якшаться с деревенскими дурачками, дело твое. Но предупреждаю: я этого не потерплю. Если ты останешься здесь, обратно я тебя не приму. Будешь сам себя содержать.
Ленни понурил голову:
— Жаль, что так получилось. Я не хотел ссориться, мама.
— Ты еще больше пожалеешь, когда очумеешь от резьбы по перилам и этого бородатого кретина. Ты приползешь ко мне в Нью-Йорк, но я тебя больше выручать не стану. — Она вглядывалась в его лицо в надежде уловить признаки сомнения, раскаяния. — А теперь проваливай. Иди, расскажи всем на собрании, какая стерва твоя мамаша.
