Кажется, архангел чувствует эту перемену, но осознать не успевает — время возвращает привычный ход.
— Сейчас! — рычит Сатана.
В ту же секунду Люцифер уклоняется от удара. Мечу удается лишь оцарапать грудь, а вот копье вонзается в плечо почти до самого древка.
— Держите его! — приказывает Визарий, но стражи медлят.
И расступаются, не сводя осуждающих взглядов с потемневших крыльев. Люцифер выдергивает острие из раны, режет силки на руках и поворачивается к Сатане.
— Падшего на колени, — командует тот.
Ну конечно же… падший! Вот почему его перестали слушать — Визарий больше не архангел! Теперь он демон, но не урожденный, и не обращенный адом. И именно таких Сатана вправе карать без дозволения Создателя. Падших, как он сам.
Ударом ноги Люцифер отталкивает Визария к отцу.
— Гордыня есть грех, — смакуя каждое слово, Сатана медленно приближается к распластавшемуся на земле телу. — Ты посмел решить за Него, за что и поплатился.
— Как ты когда-то, — пытаясь подняться, Визарий сплевывает выступившую кровь. — Я помню, Самаэль.
Он выглядит раздавленным и смирившимся. Сатана обходит его по кругу и вынимает из ножен меч.
— А я не забыл, как ты помог меня низвергнуть, — хмыкает он, перед тем, как снести Визарию голову.
Та отлетает в сторону, а багровые брызги орошают доспехи Сатаны. Обмакнув ладонь, он проводит ею по лицу, размазывая кровь, и со злорадной ухмылкой вскидывает меч:
— Законы едины для всех!
С громогласным ревом воины из легиона отзеркаливают жест. Люцифер салютует копьем и лишь после этого возвращает его стражам. Рана на плече все еще кровоточит, но он не обращает внимания и ищет меня взглядом. А когда находит — не скрывает улыбки. Кто-то из демонов одобрительно хлопает его по спине, кто-то срезает силки с крыльев, а Люцифер продолжает смотреть.
Он ведь знал, догадываюсь я. И намеренно помогал отцу провоцировать Визария. Брошенный под ноги меч, дерзкие слова, мнимая покорность — все это было частью плана Сатаны.
Впервые за долгое время Люцифер кажется по-настоящему счастливым, а я злюсь. Хочется подойти и хорошенько врезать за то, что заставил волноваться. А потом… крепко обнять, зарыться пальцами в волосы и целоваться до одури. Жаль, нельзя этого сделать на виду у всех.
«Ты невыносим», — одними губами шепчу я, возвращая улыбку.
Главное признаниеТолпа во внутреннем дворике постепенно редеет. Несколько стражей возвращаются для помощи в лазарет, остальные улетают из замка. Вслед за ними небеса неспешно покидает адский легион.
Наблюдая за размеренными взмахами черных крыльев, исчезающих в облаках, я ловлю себя на мысли, что нахлынувшее спокойствие обманчиво. Да, худой мир лучше доброй ссоры. Но этот мир может стать всего лишь затишьем перед бурей, если стороны не договорятся.
— Наша встреча — не последняя, — Даниил подходит к Сатане, опустив копье острием вниз.
Еще два архангела оттаскивают в сторону обезглавленное тело Визария.
— Я расскажу обо всем, что здесь произошло. Серафимы наверняка назначат слушание.
— Передай Михаилу, что я буду рад навестить небесный Град, — Сатана с ехидной ухмылкой подталкивает ногой выпавший меч Израэля.
Даниил поднимает его, и со стороны кажется, что он кланяется — очередное продуманное позерство хозяина ада.
— Вам придется покинуть небеса, — невзирая на провокацию, архангел сохраняет невозмутимое лицо. — Мы не вмешались только потому, что Создатель признал Визария падшим.
— Я получил, что хотел, — кивает Сатана. — Но и вас не должно быть в замке.
Даниил с легкостью соглашается:
— Останутся лишь стражи, как и было утверждено.
Пока они переговариваются, Люцифер приближается ко мне. Не привлекая внимания, он пересекает внутренний дворик и, не говоря ни слова, застывает рядом — взгляд устремлен на Сатану и Даниила, словно его интересует происходящее и ничего более. В сгустке энергии чувствуется знакомое напряжение, но уже без привычной злости. Скорее, смесь усталости с толикой триумфа.
— Не думала, что твой отец умеет молиться, — я первой нарушаю неловкое молчание.
— Ни разу этого не видел, даже, когда моя мать… — Люцифер осекается, понимая, что сказал лишнее.
Холодящая волна мурашек заставляет поежиться. Я рефлекторно обхватываю плечи ладонями. Неужели он хотел поделиться? Да еще и настолько личным! Мы никогда не обсуждали его мать, а в энциклопедиях, конечно же, не нашлось подробностей. И вот теперь Люцифер почти подпустил меня к себе… и снова закрылся.
— Деталей, полагаю, ждать не стоит?
Вопрос риторический, и я не надеюсь на ответ, но он следует.
— Не здесь и не сейчас.
У меня округляются глаза. То есть в перспективе Люцифер все-таки готов рассказать о семье?
Я знаю, что нельзя подначивать, но смена его настроения так и подталкивает к дерзким выпадам.
— Даже не станешь торговаться? «Когда ты получишь крылья демона» или «Сначала покажи лучший результат на экзамене».
От моих поддразниваний уголки его губ едва заметно приподнимаются.
— Не нарывайся, Райли.
За этот беззлобный тон я готова умереть. Если бы не толпа свидетелей, я бы давно обняла Люцифера. Чертов запрет Близости! Ни прижаться, ни поцеловать, ни сказать о том, что может показаться недозволенным.
Провокация — не альтернатива нежности, но это все, что я могу сделать без опаски.
— У меня есть имя.
Он снова сдерживает улыбку:
— Я помню, необращенная.
— А кажется, что забыл.
Не меняясь в лице, Люцифер скрещивает руки на груди и наклоняется ко мне:
— Доиграешься, Э-ве-лин.
Три слога учащают сердечный ритм. Вожделение — привычный грех, когда Люцифер рядом. Я стискиваю кулаки, чтобы не потянуться его к руке. За этим неизменно последует большее. А нам нельзя. Нельзя!
Господи, как же я хочу до него дотронуться!
От переполняющего желания я готова закричать. Пальцы дрожат, дыхание сбивается. Я не вижу и не слышу ничего вокруг. В сочетании с невозможностью прикоснуться близость невыносима. Почти болезненна.
Почувствовав мое волнение, Люцифер ухмыляется и шепчет:
— Вечером не закрывай окно.
И уходит также медленно, как и появился, оставляя меня изнывать от предвкушения.
