Я улыбнулась. Это было близко к истине. Поддразнивание, болтовня, мы снова начинали…
— Ханна? Ханна Лавкин?
Я подняла взгляд, готовая рявкнуть в ответ, и увидела, что мне улыбается напудренная старая леди:
— М-м-м, да, это я.
— Я тебя сразу узнала! Я Милли Бласк, твоя бывшая Бурая Сова!
Я постаралась убрать с лица мину недовольства и изобразить радость:
— Бурая Сова! Как вы поживаете?
И почувствовала, как краснею от ощущения своей вины. Когда я была девочкой-скаутом лет десяти, в конце каждого собрания мы становились в круг и прятали руки за спины, а Бурая Сова крепко щипала за руку одну из стоявших рядом с ней девочек. «Щипок» таким образом, передавался от руки к руке, пока Бурая Сова не говорила: «Стоп!» Тогда тот, на ком остановился «щипок», должен был отнести его к себе домой и подкармливать добрыми делами, иначе тот мог зачахнуть и умереть. Один-два раза девочка-скаут забывала, что у нее «щипок». «Э-э-э… я повесила на место пальто, — заикаясь, повествовала она на собрании в следующую неделю. — Я… э-э-э… отнесла тарелку в мойку». «Понятно, — говорила сварливо Бурая Сова, — значит, «щипка» кормили хлебом и водой!» Она не знала главного. «Щипок» зачах и умер уже давно, тогда, когда я отволокла его к себе домой и в течение семи дней делала только то, что на сто процентов было эгоистичным. Девочки-скауты старались оживить труп.
— Спасибо, у меня все хорошо, — сказала Бурая Сова. — Мой сын — участник труппы «Неповторимого театра», так что я время от времени кое-что о тебе узнаю.
— А-а, от папы.
— Скорее от мамы.
— Ну да, конечно.
— Ну, рада была повидать тебя снова, дорогая. Ты была хорошим скаутом. Возвращаю тебя твоему молодому человеку, — и улыбнулась Джеку. Джек улыбнулся в ответ.
— И я рада была видеть вас, Бурая Сова, — сказав это, я уселась на место. Мое лицо было краснее свеклы. Я это кожей чувствовала. Не хочу сказать, что Бурая Сова исполнила роль мухи на моем плече, но встреча с ней выбила меня из колеи.
Джек улыбнулся мне, втянул щеки и сделал заказ официанту. Я оставила мысль постараться бьггь обольстительной.
— Твой папа по-прежнему участвует в любительских спектаклях?
— М-м-м, да. У них есть неплохие актеры. Смешно, но завтра у них премьера. Поставили пьесу Теренса Раттигана «Отдельные столики». — Потом помолчала и брякнула: — Я пойду. Если хочешь, можешь тоже пойти, со мной.
— Вот как! Это такое предложение, от которого я не могу не отказаться.
— Совсем не обязательно насмехаться. Ты же всегда ходил в театральные школы, молодежные и любительские театры.
— Да, но чаще в театральные школы и молодежные театры, милая, чем в любительские…
— Ой, только не надо этого «милая», я ведь не одна из твоих актрисок!
— Милая, — и Джек опустил веки, собираясь съехидничать, — нынче они называют себя «актеры», даже женщины. Особенно женщины.
А спал я только с одной актрисой. Это было после того, как мы с тобой расстались.
— Да что ты!
— Представь себе, — и ухмыльнулся. — Ив середине процесса я заметил, что она повернула голову немного набок, и догадался почему: на столике возле кровати лежал раскрытый сценарий, и она поверх моего плеча его читала.
— Ничего себе! Но ты ведь должен был спать со многими актрисами?
— С чего вдруг? Нет, — воскликнул Джек. — Что я тебе только что говорил? Боже мой, то есть, конечно, возможностей было сколько угодно. Мой шеф говорит, что нет актрисы, которую ты — то есть он, у него гораздо больше власти, чем у меня, — не смог бы затащить в постель. Но, черт побери, спать с ними ужасно. Они говорят и думают только о себе. И все истерички. Я сделал ошибку лишь однажды, и то только потому, что после развода у меня был тяжелый период в жизни. А сейчас я делаю вид, что мои клиенты — бесполые существа. Потому что представлять, что у них есть сексуальная жизнь, для меня то же самое, что представлять своих родителей в постели.
— Понятно, — и чуть не добавила: и прекрасно, я очень этому рада.
Джек воткнул вилку в бумажную салфетку, оставив на ней отпечатки стальных зубьев.
— Я вовсе не намерен язвить насчет любительской драмы твоего папы. Просто… я очень много хожу в театры, все время. Чтобы обна ружить талант, чтобы посмотреть, как выступают мои клиенты. На прошлой неделе у меня случилась одна неприятность. — Он усмехнулся, как бы про себя. Я улыбнулась, припомнив эту его привычку. Он глядел на меня из-под ресниц с самым очаровательным выражением, но я, увидев его прежний озорной взгляд, почувствовала, что меня в любой момент могут ударить ножом в грудь, и насторожилась. — Когда мне совсем неохота смотреть спектакль, я приезжаю после первого отделения и вхожу в антракте. Тот парень, ради которого я приехал, исполнял роль Помпея в «Антонии и Клеопатре». Такая скучная пьеса! И я решил, что зайду в зал после перерыва. Все это было в Стратфорде, от меня так далеко ехать! Ну, короче, приезжаю. И тут вспоминаю: ведь Помпея убивают до антракта! Обычно можно блефовать, но именно этот клиент… он любимый. И вот я говорю: «Прекрасная постановка!», а он спрашивает: «Ну, а как думаешь, у меня все получилось? А как тебе сцена сражения?» И я говорю: «По-моему, все сцены сражений были прекрасны!»
Я засмеялась, покачивая головой:
— Да, неудобно получилось.
Джек тоже покачал головой:
— Работа такая — наживаться на людях, которые валяют дурака для того, чтобы сколотить состояние. Это весело. Я люблю всех своих клиентов.
— Среди твоих клиентов есть знаменитости?
— Почти нет, — он сморщил нос. — Я избегаю клиентов-знаменитостей. В итоге клиент не стесняется вызвать тебя в пять утра, чтобы обсудить, что ему надеть на передачу «Доброе утро». От этого спятить можно. «Да-а-а, но Дже-е-к, как думаешь, мне лучше собрать волосы в хвост? Или идти с распущенными?!» А потом, все недостаточно хорошо для них. «Дже-е-к, в моем номере полотенца жесткие!» Я этого не выношу. Ты должен быть и советчиком, и психиатром, и деловым консультантом, причем обращаются с тобой, как со слугой. Поверь, все они — параноики. Например, один тут звонит мне с гастролей в Эксмуте, он выступает в пантомиме, и говорит: «Я только что измерил свое фото на афише, у такого-то лицо на двенадцать процентов больше, чем мое!» Что я мог ему ответить? Нельзя же было заявить, что он тронулся, раз занимается такой ерундой. Пришлось говорить, как с буйнопомешанным: «Ну, может, оно и к лучшему? Ты будешь казаться стройнее? Может, у тебя другой тип лица? Может, ты неверно замерил?» А сам думал, они ж тебе польстили! Такую жирную рожу сделали поменьше! Да ты им должен за это приплатить. В общем, не работаю с зазнавшимися знаменитостями. Помню, одна толстая старая гранд-дама из мыльных опер хотела, чтобы я внес ее в список приглашенных на закрытую вечеринку, а я не смог. Она орала: «Ты совсем бесполезен!» Я ответил: «Ну, вы весомее меня, вы им сами и позвоните» — и положил трубку.
