– Но в Балтиморе, – о, как я искал вас там, – мне сказали, что вы, быть может, теперь уже замужем! Что человек, по имени Канлер, приехал сюда, чтобы повенчаться с вами! Правда ли это?
– Правда.
– Вы его любите?
– Нет.
– Любите ли вы меня, Джэн? Она закрыла лицо руками.
– Я дала слово другому. Я не могу ответить вам, Тарзан! – крикнула она.
– Вы мне ответили. Теперь скажите мне, как вы решаетесь выйти замуж за человека, которого вы не любите?
– Мой отец ему должен много денег.
В памяти Тарзана неожиданно всплыло письмо, которое он прочел, и имя Роберта Канлера, и то горе, на которое ока намекала в письме и которое он тогда не мог понять. Он улыбнулся.
– Если бы ваш отец не потерял своего клада, вы были бы все же вынуждены сдержать ваше обещание этому Канлеру?
– Я могла бы просить его вернуть мне мое слово.
– А если бы он отказал?
– Я дала свое слово.
С минуту они молчали. Автомобиль бешено мчался по изрытой неровной дороге, потому что огонь снова стал угрожать им справа и новая перемена ветра могла мгновенно перебросить его через этот единственный путь к спасению.
Наконец, они миновали опасное место и Тарзан замедлил ход.
– Предположим, что я его попрошу? – предложил Тарзан.
– Едва ли он согласится исполнить просьбу незнакомца, – ответила девушка, – особенно такого, который сам желает меня получить.
– Теркоз согласился, – мрачно промолвил Тарзан.
Джэн Портер вздрогнула и с испугом взглянула на него.
– Здесь не джунгли, – сказала она, – и вы уже больше не дикий зверь. Вы джентльмен, а джентльмены не убивают хладнокровно и зря.
– Я все еще дикий зверь в душе, – проговорил он тихо, как бы про себя.
Они снова помолчали некоторое время.
– Джэн Портер! – сказал наконец Тарзан, – если бы вы были свободны, вышли бы вы за меня?
Она не ответила сразу, но он ждал терпеливо.
Девушка старалась собраться с мыслями. Что знала она о странном существе, сидящем рядом с нею? Что знал он сам о себе? Кто был он? Кто были его родители?
Даже имя его было отзвуком его таинственного происхождения и его дикой жизни.
У него не было человеческого имени. Могла ли она быть счастлива с мужем, который всю жизнь провел на вершинах деревьев в африканских пустынях, который с детства играл и сражался с антропоидами, вырывая куски из трепещущего бока свежеубитой добычи и вонзал крепкие зубы в сырое мясо, в то время как товарищи его рычали и дрались кругом него за свою часть? Мог ли он когда-нибудь подняться до ее общественного круга? Могла ли она вынести мысль о том, чтобы спуститься до его уровня? Будет ли кто-нибудь из них счастлив в таком ужасном неравном браке?
– Вы не ответили, – сказал он. – Вы боитесь причинить мне боль?
– Я не знаю, что ответить, – печально проговорила Джэн Портер. – Я не могу разобраться в своих мыслях.
– Значит, вы меня не любите? – спросил он ровным голосом.
– Не спрашивайте меня. Вы будете счастливее без меня. Вы не созданы для мелочных ограничений и условностей общества. Цивилизация скоро стала бы вам невыносима, и вы стали бы рваться к свободе вашей прежней жизни – жизни, к которой я так же не приспособлена, как и вы к моей.
– Я думаю, что понял вас, – спокойно ответил он. – Я не буду больше настаивать. Для меня важнее видеть вас счастливой, чем быть счастливым самому. Я сам понимаю теперь, что вы не смогли бы быть счастливой – с обезьяной!
В его голосе прозвучала слабая нотка горечи.
– Не надо, – умоляюще проговорила она. – Не говорите так! Вы не поняли!
Но прежде, чем она успела сказать что-либо дальше, неожиданный поворот дороги привез их в середину маленького лагеря.
Перед ними стоял автомобиль Клейтона, окруженный всем обществом, которое он привез из коттеджа.
XXVIIIЗАКЛЮЧЕНИЕ
При виде Джэн Портер, крики облегчения и восторга сорвались со всех уст, и когда автомобиль Тарзана остановился рядом с другим автомобилем, профессор Портер схватил дочь в свои объятия.
Одну минуту никто не обратил внимания на Тарзана, который продолжал молча сидеть на своем месте. Первым вспомнил о нем Клейтон и, обернувшись, протянул ему руку.
– Как сумеем мы когда-либо отблагодарить вас? – воскликнул он. – Вы спасли всех нас. В коттедже вы назвали меня по имени, но я никак не могу припомнить, где мы встречались, и как вас зовут, хотя в вас есть что-то очень знакомое. Мне кажется, что я вас знал при совершенно других обстоятельствах и много времени тому назад.
Тарзан улыбнулся и пожал протянутую руку.
– Вы правы, мосье Клейтон, – ответил он по-французски. – Простите, что не говорю с вами по-английски. Как раз учусь этому языку и, хотя понимаю его очень хорошо, но говорю на нем еще очень плохо.
– Но кто же вы? – спросил Клейтон, на этот раз по-французски.
– Тарзан, из племени обезьян. Клейтон отшатнулся от удивления.
– Клянусь Юпитером, – воскликнул он, – верно! И профессор Портер и м-р Филандер продвинулись вперед, чтобы присоединить свою благодарность к благодарностям Клейтона и высказать Тарзану свое изумление и удовольствие встретить своего друга из джунглей так далеко от его дикой родины. Все пошли в бедную деревенскую гостиницу, где Клейтон тотчас же сделал распоряжение, чтобы их устроили и накормили.
Они сидели в убогой маленькой гостиной, когда их внимание было привлечено отдаленным пыхтением приближающегося автомобиля. М-р Филандер, стоявший у окна, выглянул в то время, как мотор остановился перед гостиницей рядом с другими автомобилями.
– Господь мой, – сказал м-р Филандер с тенью неудовольствия в голосе. – Это м-р Канлер. А я-то уж надеялся… Я думал … Э … Впрочем мы все очень рады, конечно, что он не попал в полосу пожара, – докончил он с грехом пополам.
– Ой, ой, м-р Филандер, – сказал профессор Портер. – Ой, ой! Я часто увещевал моих учеников считать до десяти, прежде чем начинать говорить. Будь я на вашем месте, м-р Филандер, я считал бы, по крайней мере, до тысячи, и все же даже и после того хранил бы скромное молчание!
– Спаси, господи! Вы правы, – сконфуженно согласился м-р Филандер. – Но что это с ним за джентльмен крерикального вида.
Джэн побледнела.
Клейтон беспокойно задвигался на стуле.
Профессор Портер нервно снял очки, подышал на них и надел их снова на нос, забыв протереть стекла.
Вездесущая Эсмеральда заворчала. Только один Тарзан не понимал ничего. И вот Роберт Канлер влетел в комнату.
