Тут я и сам вздрогнул:
— Маркин, это — безумие! Вы пытаетесь сбежать в свой сон из реальности… Почему вам не может присниться ваше спасение?
— Не знаю. Я не психолог. Но я никогда не смогу пережить укус этой твари. Всегда мы одни: я и змея. Я верю, что дело в моем разуме, где есть темные уголки, о которых я вам говорил. Может, все дело в моем подсознании или в чем-то еще, но я обречен. Они говорят… некоторые из психологов… что центральные части мозга у человека порой включаются, порождая мысли в подкорке. В голове у меня ничего не осталось, кроме страха и ожидания неотвратимой смерти. Когда охотники ворвались в пещеру и спасли меня, я уже бредил. Я не верю, что я подсознательно помню о спасении. Поэтому оно и наполнило мою голову мыслями о смерти. Не могу объяснить, откуда я знаю, но уверен, что снова и снова буду видеть этот сон… Я умру! Темное подсознание, которое срабатывает, только когда разум человека отдыхает, разыгрывает продолжение той ужасной драмы так, словно все это происходит в реальности и людей, которые спасли меня, на самом деле не было. Кульминацией всего этого будет моя смерть!
— С другой стороны, я верю, что, если вы хоть раз во сне пройдете через это, вы навсегда освободите себя от подобных галлюцинаций, — возразил я. — Охотники рано или поздно появятся. Змея будет убита, и вы снова обретете свободу.
Он покачал головой и беспомощно уронил руки.
— Я отмечен смертью, — сказал он, и я не смог сдвинуть его с этой фаталистической точки зрения. — Теперь, рассказав вам всю историю, я, наверное, смирюсь окончательно, — сказал он. — Я усну, и, если вы правы, я проснусь, став самим собой, освободившись от проклятия. Но если я прав, я больше не проснусь.
Маркин попросил меня оставить свет включенным, а сам лег на мою кровать. Но он уснул не сразу. Казалось, он еще какое-то время бессознательно боролся со сном. Однако наконец его веки сомкнулись и он замер. Его лицо в свете лампы выглядело ужасно, словно череп: впалые щеки и желтоватая, похожая на пергамент кожа. Кошмар собрал дань с его разума и его тела. Время шло, я тоже начал дремать. Я чувствовал, что не могу держать глаза открытыми, и удивлялся стойкости Джона Маркина, не спавшего почти три дня и три ночи.
Во сне Маркин бормотал что-то и беспокойно шевелился. Свет бил ему в глаза, и я решил, что он мешает ему спать. Потом я посмотрел на часы на каминной полке. Стрелки стояли на пяти. Я выключил свет и шагнул к кровати.
Было темно. Не знаю, открылись ли глаза у Джона Маркина, но ужасный крик вырвался из его горла:
— О Боже, лампа потухла!
А потом он так страшно закричал, что кровь застыла у меня в жилах.
Обливаясь холодным потом, я снова включил свет. Джон Маркин лежал мертвый, и лицо его ужасно скривилось. На теле не оказалось ран, но правая рука его в агонии сжала запястье левой.
Пришелец из тьмы (Перевод с англ. А. Лидина)
Бездны неизвестного ужаса лежат, скрытые вуалью тумана, отделяющего повседневную жизнь человека от не отмеченных на картах, неизвестных королевств сверхъестественного. Большая часть людей в жизни и смерти счастливо избегает эти королевства — я говорю «счастливо», потому что разрыв вуали между реальностью и миром оккультизма часто приводит к ужасным последствиям. Однажды я видел такую прореху, и происшедшие тогда события так глубоко отпечатались в моей памяти, что по сей день мне снятся кошмары.
Ужасное происшествие случилось, когда я гостил в поместье сэра Томаса Камерона — известного египтолога. Я благосклонно относился к нему как к человеку, постоянно проводившему какие-то исследования, хотя мне не нравились его грубые манеры и безжалостный характер. Вследствие того что я был знаком с различными научными трудами, мы несколько лет поддерживали отношения, и я сделал вывод, что сэр Томас причислил меня к своим новым друзьям. Во время поездки в усадьбу сэра Томаса меня сопровождал Джон Гордон — богатый спортсмен, также получивший приглашение.
Когда мы подъехали к воротам усадьбы, садилось солнце. Пустынный и мрачный ландшафт вызвал печаль. Он наполнил мою душу неясными предчувствиями. В нескольких милях позади осталась деревня, которую отсюда едва можно было разглядеть. А между ней и усадьбой во все стороны протянулись голые вересковые пустоши — мертвые и угрюмые. Больше же не было видно никаких человеческих жилищ. Болотная птица — единственное живое существо на обозримых просторах, — хлопая крыльями, улетела куда-то в глубь пустоши. Холодный ветер, пропитанный горьким, соленым привкусом моря, что-то шептал, налетая с востока. Я содрогнулся.
— Позвони в дверной колокольчик, — предложил Гордон. Равнодушие в его голосе помогло мне расслабиться. — Мы не можем торчать здесь всю ночь.
Но в это мгновение ворота распахнулись. Особняк был окружен высокой стеной, огораживающей всю территорию поместья. Сам же дом находился возле парадных ворот, неподалеку от нас. Когда ворота раскрылись, мы увидели длинную аллею, ведущую к дому, с обеих сторон густо обсаженную деревьями, но наше внимание приковал к себе эксцентричный слуга, отступивший на обочину, чтобы дать нам пройти. Он был высок и носил восточные одежды. Ожидая, пока мы войдем, он застыл, словно статуя: руки сложил на груди, голову склонил в уважительном, но полном величия поклоне. Кожа его казалась еще темнее из-за блеска его глаз. Наверное, он был когда-то красив, но теперь отвратительное уродство напрочь лишило его лицо миловидности, придав индусу зловещий вид. Этот человек был безносым.
Пока я и Гордон молча стояли, пораженные видом призрачного незнакомца, индийский сикх, судя по его тюрбану, поклонился и сказал на почти совершенном английском:
— Хозяин ожидает вас в своем кабинете, сахибы.
Мы отпустили парня из деревни, который проводил нас сюда, и, когда его телега с грохотом отъехала на достаточное расстояние, ступили на укутанную тенями аллею. Индус, взяв наш багаж, последовал за нами. Пока мы толклись у ворот, солнце село. Наступила ночь. Небо плотно затянули серые тяжелые тучи. Ветер уныло вздыхал среди деревьев по обе стороны от дороги, и огромный дом неясно вырисовывался впереди, молчаливый и темный, если не считать единственного горящего окна. В полутьме я слышал легкое «шлеп-шлеп» — шорох комнатных туфель слуги с Востока, который шел следом за нами. Эти звуки напомнили мне тихое движение пантеры, подкрадывающейся к своей жертве, и вызвали у меня невольную дрожь.
Мы добрались до двери, и нас ввели в широкий, тускло освещенный зал. Сэр Томас вышел, чтобы поприветствовать нас.
— Добрый вечер, друзья. — Его громкий голос грохочущим эхом пронесся по всему дому. — Я ждал вас! Вы обедали? Да? Тогда отправимся в мой кабинет. Я написал трактат о своих последних открытиях и хочу узнать ваше мнение относительно моих тезисов. Ганра Сингх!
Последние слова были адресованы сикху, который застыл в ожидании распоряжений. Сэр Томас сказал ему несколько слов на хинди, и, еще раз поклонившись, безносый взял наши сумки и покинул зал.
