Не открывая глаз, Денис нашел рукой трубку и принял звонок. Трубка нежданно-негаданно заговорила голосом Лысака.
— Денис Викторович! — без приветствия запричитал дражайший подполковник. — Ну звыняй, что жить после ночи не даю. ЧП у нас. Срочно возвращайся в часть.
— Где коровник подпалили? — хрипловато хмыкнул Басаргин.
— Если бы! У соседей дети пропали. На турбазе, отдыхающие. С раннего утра своими силами искали, сейчас к нам обратились. Отряды формируем, надо округу прочесать. Вот, приходится с выходных отзывать.
— Понял, — обреченно вздохнул Денис.
И спустя полчаса уже был в части. Во дворе оказалось людно, и среди коллег Дэн отмечал незнакомые ему лица. Тут же хлопотал и Лысак, юрко снуя среди своих и пришлых.
— Мне куда? — спросил Басаргин, явившись пред озадаченные очи начальства.
— Ты со своими ступай. Седьмой отряд. У тебя еще десяток волонтеров будет и инструктор с базы. Он вас на станцию Вороненко поведет. Говорит, вчера туда поход был, мимо виадуков[6]. Дети сильно в тоннель железнодорожный просились… мало ли… Родители с вечера бухали, а утром мелюзгу найти нигде не могут. До завтрака еще пропали. А куда? Как? Никто не видел, никто не знает. Только дворник сказал, кто-то еще до семи со двора выбирался. Их двое, мальчишки. Леша Коновалов и Олег Грицай. Девять и восемь лет. Младшей сестре Коновалова эти оболтусы признались, что идут в путешествие. Путешественники, мать их! Обещают из Яремче подкрепление прислать и вертушки, чтоб этих путешественников найти, а мы пока округу прочешем.
— Приключений захотелось, — буркнул Денис, — возраст подходящий.
— Ты раньше-то в поисковых операциях участвовал? — уныло спросил Лысак.
— Киев как-то лесом пока не зарос, хотя горы, можно сказать, имеются, — хохотнул Дэн.
— Ну вот и учись, лишним не будет, если тут живешь. Мыкола Бачей, инструктор с турбазы — мужик опытный, мы его часто привлекаем к делу. Места хорошо знает и вообще…
— Он здесь? — Басаргин оглянулся в поисках означенного инструктора.
— Вон, усатый, с твоими уже стоит, — махнул рукой подполковник.
Дэн кивнул и отошел к своей поисковой группе.
— Денис Басаргин, — протянул он руку Бачею.
— Пан Мыкола, — отозвался пожатием инструктор и быстро оглядел лейтенанта, на мгновение задержавшись взглядом на его лице. Несколько озадаченно, даже удивленно. А потом мотнул головой: — То вы наш командир?
— Вроде того, — улыбнулся в ответ Дэн, — но за главного, пожалуй, вы. Я, можно сказать, новичок.
— Приезжий?
— Да.
Пан Мыкола неожиданно хмыкнул, прищелкнул языком и выдал:
— Ну, то пошли. Тут не близко.
Дорога и правда близкой не была. Сначала через поселок, потом — уже в сам лес. Вперед ушли кинологи с двумя собаками. Остальные, получив карты маршрута, выстроились в шеренгу на расстоянии в несколько метров друг от друга, но так, чтобы оставаться в пределах видимости. Так и брели от подъема к спуску и от спуска к подъему. Благо, видимость среди деревьев оказалась неплохая.
Тщательно прочесывали впадины, внутри которых, величественные, будто из другого измерения, раскидывались старые австрийские виадуки. Но кроме пары следов от костров долго ничего не находили, периодически начиная по очереди во все стороны выкрикивать имена пропавших мальчиков.
Пан Мыкола, несмотря на безрезультатность поисков, спокойствия не терял и был сосредоточен. Он шагал ближе остальных к Дэну и изредка поглядывал не только под ноги, но и на него, иногда многозначительно кряхтя, а потом выдал:
— Со стороны станции еще группу встретим. Девчонка моя, помощница, вдоль железной дороги их повела. Если тут не найдем, плохо дело, к ночи не справимся. Но далеко уйти они все равно не могли.
— И часто у вас тут такое случается? — спросил Басаргин, внимательно осматривая окрестности. Молодой поросли было уже достаточно, чтобы заснувший ребенок мог оказаться незамеченным.
— Не редко. А как грибники попрут — хоч ховайся[7]. В том году одной бабке восемьдесят лет — и туда же. И не туристка, местная, гуцулка, леса знает. Ее зовут, дозваться не могут. На все стороны кричат: «Баба Света! Баба Света!» Молчит! Не отзывается. А она по паспорту Світляна-Вероніка, ото и молчит. Сказала потом: не к ней же обращаются. Что ей там переклинило…
— Национальный протест? — вскинув брови, спросил с улыбкой Дэн.
— Вроде того… У нас же, у гуцулов, мова[8] своя, обычаи свои, все свое, а вы, украинцы, понаехали — пришлось українську учить. Правда, стара́ не иначе собачьей блекоты наелась. Ее всю жизнь, еще я парнем сюда приехал, бабой Светой называли.
— Ну, все же возраст…
— Возраст, — согласился пан Мыкола как раз в тот момент, когда у него зазвонил телефон. Он достал трубку, принял вызов и негромко проговорил: — Шо, ребенок? Не нашли?.. Угу, я понял… Ну то — вже шось… Молодец!.. Не, дальше не идите. Ждите нас у тоннеля. Мы подходим уже… Жди, говорю, неугомонная! Там хорошо прочесать надо, всеми силами. Весь квадрат. Поняла? Отбой!
Сунул телефон обратно в карман и повернулся к Басаргину:
— На железке детскую кепку нашли. Оля говорит, Олег в такой ходил в поход. Значит, по рельсам брели, балбесы!
Денис кивнул, и они зашагали дальше, внимательно оглядываясь по сторонам и раз за разом выкрикивая имена пропавших детей. Очень скоро лесок закончился. Выйдя на более открытую местность, Денис увидел, как внизу неторопливо прогромыхали запыленные, тусклые голубые вагоны дизеля. А в стороне от железки расположилась на привале небольшая группа. К ней и спускались теперь с невысокого пригорка Басаргин с паном Мыколой со своими волонтерами.
И чем ближе Денис подходил к ожидавшим их поисковикам, тем больше ему казалось… да нет, не казалось… он все больше убеждался, что видит среди них Олю. Свою Олю!
С отросшими волосами, собранными в коротенький хвостик на затылке, и челкой, такой длинной, что приходилось закладывать ее за ухо. В простеньких черных джинсах и кроссовках. Яркое пятно — куртка на ней была глубокого лимонного цвета. Не иначе, чтобы издали ее видели.
Вот он и увидел.
Сидящей на заборе, грубо сколоченном из тонких стволов дерева, ограждающем выгон, подпершую кулачком подбородок и локтем упиравшуюся в острую коленку. Этот самый локоть соскользнул с ноги, и она едва не грохнулась, когда и сама его увидала. Вовремя успела соскочить, приземлившись на ступни. И теперь совсем не отрывала от него взгляда.
Сердце, дурацкий орган, который по идее ничем, кроме насоса, перекачивающего кровь, служить не должен, сейчас с каждым его шагом ухало все сильнее, и он не понимал, как такое может быть. Какого черта оно превратилось в радар — радар, поймавший ее присутствие и начавший отчаянно верещать? А он сам — больше не замечал никого, не замечал других людей вокруг, гор не замечал, открывшегося вида на тоннель, куда они шли, не замечал. Забыл, что здесь делает. Перед ним была только Оля, вытянувшаяся в струну. Высокая, худющая, не знающая, куда ей деть руки — то смыка́ющая их замком на груди, то прячущая за спину, то сующая в карманы. И еще был ветер, подхватывавший ее челку, выбивающий волоски из-за уха и опрокидывающий их на лицо, чтобы она снова вынимала ладошку из куртки и поправляла их.
