Наверное, это льстило самолюбию.
Наверное, могло бы породить ложные надежды.
Наверное, он даже верил в то, что Олька вполне может разыграть роль декабристки, с ее-то генами.
Но как бы искренне ни звучал беспокойством Олин голос, Денис совсем не представлял себе ее на подворье старой гуцульской хаты, где главным персонажем числился Володька — представитель собачьих, которых она не жаловала. Собственно, и самого Басаргина она жаловала весьма своеобычным образом. Но и эту мысль Денис предпочитал не развивать.
Сложилось так, как сложилось. Как бы он ни скучал, как бы ни билось о ребра желание сорваться в Киев, вместо наивных надежд на еще одну попытку договорить, Басаргин целеустремленно вскапывал огород Марычкиной бабки с непоколебимым намерением использовать его для выращивания пасленовых.
И если бы не сама нынешняя хозяйка означенного огорода, существование Дениса было бы сносным, пусть и почти на краю земли. Но процесс его окучивания становился все активнее, о чем в который раз свидетельствовало негромкое погромыхивание утвари однажды днем, когда он проснулся после очередного незамысловатого караула в кои-то веки почти с приключениями: ездили с участковым в соседнее село утихомиривать разбуянившегося любителя игры со спичками.
Денис негромко выругался, выбравшись из кровати, оделся и явился пред ясны очи хозяйки дома лохматый, небритый и злой.
— Здрасьте, — брякнул он, остановившись на пороге кухни.
Мария Каськив, можно Марычка, отвлеклась от стола, на котором усердно натирала картошку на мелкой терке, кокетливо, чуть самодовольно улыбнулась, и ее острые глазки вспыхнули неподдельной радостью без тени смущения при виде сонного начальника караула. Работали они с ней, к счастью для Дениса, в разные смены. Потому хоть на работе не пересекались. Но, по крайней мере, из трех выходных в один — она обязательно оказывалась в поле его зрения.
— О! Лейтенант проснулся, — защебетала Марычка, сверкая ямочками на румяных, пухлых, но хорошеньких щечках. — А я думаю, заспался чогось. Решила порадувать кремзликами[5]. С мясом, га?
— Маша, вам что больше заняться нечем, а? — недовольно поинтересовался Денис. — Я с голоду точно не умираю.
— Ай! — отмахнулась Мария со знанием дела. — Мужик здоровый должен хорошо есть. Я ж по-соседски, по-хозяйски. Бо вы все сами да сами, а домашним побаловать?
— Лучше бы вы побаловали меня своим отсутствием.
— Чого? — опешила хозяйка, и улыбка с ее губ стала медленно стираться.
— Да ничего, — вздохнул Денис. — Я понимаю, что хата ваша, но я же ее не бесплатно снимаю. А домработница мне точно не нужна.
— Так вы ж того… не думайте! Я ж по дружбе и как коллега… — растерянно принялась оправдываться Марычка. — А у меня ж тын покосился, думала, зайдете, глянете. Ну, по свободе.
— Тын гляну. А вы прекращайте свои кулинарные изыски, — выдал Денис, подумав о том, что надо бы у мужиков порасспросить про новое жилье. Уверенности, что барышня его услышит, у него не было ни малейшей.
— Вам не нравится?
— Мне не нравится, что по дому, в котором я живу, ходят посторонние, пока я сплю. Вы о личном пространстве что-нибудь слышали?
— Слышала, не глупее столичных! — фыркнула Марычка, но выглядела обиженной. — Я хотела как лучше, Денис Викторович. То кремзлики жарить, чи не треба?
— Не треба, — брякнул он, и взгляд его упал на собственный телефон, оказавшийся посреди стола, где по определению его быть не должно. Денис попытался вспомнить, за каким чертом мог его тут оставить, но логичного объяснения не придумал. Пройдя через кухню, он забрал трубку и все так же хмуро попрощался: — До свидания, Маша.
Марычка вспыхнула, но, собрав натертую картофельную массу, приготовленные продукты и даже вымыв посуду, ретировалась. Видимо, из чувства самосохранения — бесить потенциального жениха не хотелось. Но вряд ли среди ее намерений значилось оставить его в покое в ближайшее время — чтоб потенциальный жених о ней не забывал. Близость и неотвратимость реванша была очевидна обоим. И до крайних мер Мария Каськив еще не дошла. Во всяком случае, путь к сердцу Дэна лежал явно не через желудок, но у диспетчера ворохтянской ГПСЧ были и другие прелести, на которые можно сделать ставку.
Впрочем, в ближайшие дни Марычка держалась на расстоянии. Лишь однажды она попалась на глаза во дворе части, одарив странным взглядом и в явном порыве что-то ему сказать.
— Про тын помню, — быстро буркнул он и ретировался за ближайший угол, сдерживая рвавшийся наружу смех. Всякое случалось, но енотовидной собакой, на которую объявлена тотальная и отчаянная охота, ему быть еще не приходилось.
Как и стоило предположить, ничего серьезного с забором упорного в достижении целей диспетчера спасательной части не случилось. Несколько досок подравнять, несколько заменить, да с десяток гвоздей вбить. Басаргин справился за пару часов, в день, когда точно знал, что сама хозяйка на работе. Справился бы и быстрее, если бы юный энтузиаст в лице Макарчика не мешался постоянно под ногами в настойчивом желании помочь, и тем походил на свою мать как две капли воды.
Выполнив обещанное, Денис выдохнул. На его территорию больше никто не заходил, даже соседские коты не забредали, опасаясь Володьки, активно контролирующего двор.
Он привыкал к тому, что можно вставать за полчаса до начала смены, а мысли постепенно подстраивались под неторопливый ритм провинциальной жизни. Странным образом ему — столичному человеку до самых печенок — здесь неожиданно нравилось.
Караулы отличались размеренностью и отсутствием происшествий. Смену за сменой можно было проводить в изучении инструкций и разборе «случаев из практики», чаще чужой, питаться по расписанию — домашним и калорийным, что мужики тащили от жен во множестве и разнообразии и, проведя спокойную ночь, просыпаться не по тревоге, а по режиму части.
Обыкновенные похожие дни наслаивались друг на друга, обволакивая маревом неправдоподобности желаний, которыми жил еще совсем недавно. И километры, которые он все еще порой проезжал в пустых мечтах, отделявшие его от Киева, становились километрами, отделявшими от него Олю.
Иногда она ему снилась. В ночной сон выходных, в дневной сон после редких нескучных смен. Растерянная, срывающимся голосом спрашивающая: «Ты вернешься, Денис?» Такая, что при пробуждении он чувствовал, как отчаянная потребность увидеть ее берет за горло. И всегда одна. Она всегда снилась ему одна. Не с ребятами, не с Машкой, не в толпе на станции метро. Одна, какая была, сжавшаяся на постели, когда он уходил в их единственную ночь — и с такими глазами, что он не мог не тянуться к ней через все эти сотни километров.
Такой он видел ее и в то утро, когда едва явился из очередного караула — с неожиданно подвалившей работенкой — какой-то шутник из Татарова среди ночи поджег сарай соседу, огонь чуть не перекинулся на хату. Пришлось покататься, зато хоть немного устал. И завалился спать после торопливого завтрака, когда наконец оказался дома, позволив сну, в котором снова была Оля, проникнуть в голову. Правда, тот сон получился недлинным. Черт его знает, сколько времени прошло, после того, как его затылок коснулся подушки, когда резко, выдергивая из дремы, затрезвонил телефон.
