— Что ты хочешь этим сказать?
— Только то, что, когда мы вернулись, чтобы проверить обстановку, больные животные паслись там же, где мы их оставили, и рядом не было ни одной головы из стада «Серкл-Си».
— Как же так могло получиться?
— Мы с парнями сами были удивлены, в особенности когда осмотрели местность и убедились, что стадо «Серкл-Си» перегнано обратно на ранчо, а животные разведены по загонам. Одним словом, у нас не было никакой возможности снова обратить их в бегство и представить это дело как случайность.
Сердце Роджера отчаянно забилось.
— Ты лжешь. Вы нарочно все подстроили…
— Погоди минутку…
— Хочешь, чтобы тебе заплатили за одну работу дважды! — Роджер побагровел. — Так вот, от меня ты этого не дождешься!
— Мне не нравится, как ты со мной разговариваешь.
— Убирайся вон, Слейтер.
— На твоем месте я бы следил за своим языком.
— Убирайся, а то позову шерифа!
Слейтер ухмыльнулся:
— Да ну?
— Увидишь!
— Что ж, посмотрим, но знай: ты только что совершил большую ошибку.
— В самом деле?
— Вот именно. Вряд ли тебе придется по вкусу, если я пойду прямо вон к той милашке, которая как раз сейчас въезжает в город, и расскажу, что мы с парнями натворили на ранчо в ее отсутствие по твоему приказу.
— Милашке…
Роджер обернулся и окинул взглядом улицу. Внезапно его глаза остановились на Пьюрити, ехавшей на лошади. Возбуждение вспыхнуло в нем с новой силой, как только он узнал человека, следовавшего верхом рядом с ней.
— Вряд ли это покажется им таким уж…
— Заткнись!
— Что ты сказал?
— Что слышал. Убирайся! Ты уже получил все причитающиеся тебе деньги, и на твоем месте я бы не стал зря молоть языком, ведь обвинение падет и на тебя, а это может серьезно повредить твоему здоровью.
— Мне не нравится то, что я слышу…
— А мне на это наплевать!
— Ты считаешь себя крупной шишкой?
— У меня есть деньги, а они дают мне возможности, которые для большинства людей остаются недоступными. — Роджер усмехнулся. — Как ты полагаешь, сколько стоит твоя жизнь — сотню долларов или от силы две?
— Ты скользкий ублюдок…
— Убирайся отсюда сейчас же!
Небритое лицо Слейтера побагровело. Выругавшись, он развернулся и направился прочь.
Роджер вошел в здание банка с язвительной усмешкой на губах. Едва оказавшись в кабинете, он громко выругался, затем подошел к окну и, скрывшись за шторой, посмотрел на улицу.
Вот она, черт бы ее побрал! Волосы посветлели, приобретя почти платиновый оттенок, кремовая кожа покрылась золотистым загаром, и глаза казались еще больше. Она осадила лошадь и соскочила с седла. Эти ее длинные ноги… крепкое стройное тело… ощущение женственной силы, исходившее от нее…
Роджер проглотил скопившуюся во рту слюну.
«Она заставила меня исходить слюной!» — обозлился он про себя и глубоко вздохнул.
Томас спешился рядом с ней и взглянул на Пьюрити сверху вниз. Он смотрел на нее так, как будто она принадлежала ему.
«Будь он трижды проклят!» — выругался про себя Роджер.
Пыльная улица была залита солнечным светом. Пьюрити подняла глаза на Касса и вспомнила, как, проснувшись утром, почувствовала терпкий мужской запах на своей простыне, хотя рядом уже никого не было. Поспешно одевшись, она спустилась по лестнице и увидела, что он беседует со Стэном. В его взгляде не было и намека на то, что он помнит об их близости минувшей ночью.
Девушка понимала, что Касс тем самым намеренно давал ей возможность, поддерживая видимость обычного порядка вещей, наладить отношения с работниками, и была крайне признательна ему за это. Сначала она под предлогом обсуждения поручений на день подошла к Баку. Ободренная тем, что напряженность между ними спала, Пьюрити по очереди поговорила с каждым работником. Особые старания она приложила, чтобы вызвать улыбку на лице Нэша. Почувствовав, что Касс при этом прямо-таки закипает от гнева, девушка подумала, что, даже если она совершает ошибку, ей надо обязательно смягчить удар, нанесенный ею Нэшу. Пьюрити хотела во что бы то ни стало помириться с людьми, которые без малейших колебаний поддерживали ее, когда она так сильно в них нуждалась.
Вскоре после этого они с Кассом, как и было задумано, поехали к шерифу Бойлу. Отъезжая, Пьюрити почувствовала на себе пристальный взгляд Стэна.
Как только крыши ранчо скрылись из виду, Касс, наклонившись к ней, прильнул к ее губам, и девушка поняла, с каким нетерпением она ждала этого мгновения.
Но вот впереди показалась главная улица города. Вновь вернувшись к суровой реальности и поймав на себе взгляд Касса, Пьюрити заметила:
— Говорить буду я. Шериф Бойл вправе ожидать этого от меня. — Короткая улыбка тронула ее губы. — По словам наших парней, он считает меня весьма своенравной особой.
Касс даже не улыбнулся в ответ.
— Я бы сказал, в этом есть некоторая доля правды.
— Он заявил, будто я никогда не смогу управлять «Серкл-Си».
— В таком случае он не так уж умен, как думает.
Нахмурившись, Пьюрити пожала плечами.
— К сожалению, другого шерифа у нас нет, и будь я проклята, если позволю ему сидеть сложа руки, пока кто-то, чиня пакости, ставит под удар будущее ранчо.
— Что ж, я сумею его вразумить, — пообещал Касс.
— Я сама с ним разберусь, — возразила Пьюрити. Не дожидаясь ответа, она направилась к дому шерифа.
Джулия расхаживала по залитой солнцем кухне. Еще один приступ головной боли… более сильный, чем в прошлый раз… Она на миг прикрыла глаза. Ничего не помогало.
Вернувшись к столу, на котором лежала аккуратно нарезанная на кубики говядина, она положила мясо в горшок, добавив мелко нашинкованные овощи и приправы. Ей нужно было потушить мясо, испечь пироги, и к ужину любимое блюдо Джека будет готово.
«Я тоже люблю тебя», — вспомнила она слова мужа, произнесенные минувшей ночью. Они возвращались к ней снова и снова бессчетное число раз, с тех пор как этим утром она проснулась и проводила Джека вместе с остальными работниками. Для нее эти признания были тем дороже, чем с большим трудом они давались Джеку.
Ее мучили сомнения. Догадывается ли он?
Нет. Она покачала головой и тут же пожалела об этом: головная боль усилилась.
Ароматный запах мяса распространился по кухне, и к ее горлу внезапно подступила тошнота. Бросившись к черному ходу, Джулия распахнула дверь и глубоко вздохнула; сердце ее учащенно билось. Нет, только не сейчас, ради всего святого!