— Никого. — Его голос звучит неожиданно хрипло.
— Проходи, я тоже хочу посмотреть.
Мы зашли в ничем не примечательный класс с высокими потолками и узкими высоким окнами. Наборный паркет на полу. Огромный чёрный рояль на небольшом возвышении.
— Почти ничего не изменилось. Даже шторы те же.
«Да–да, те же, конечно. Их всего несколько дней назад, наконец, доставили из Мурманска, где мы смогли их найти»
Машка лежала под столом, когда я ей рассказывала обо всех ухищрениях и обзывала меня дурочкой с переулочка, рекомендуя просто надеть красивое бельишко и соблазнить его на том самом рояле.
— Ритуля, ты зря так напрягаешься. Если бы он хотел, просто съездил бы в эту школу и дело с концом, — хохотала она, набирая номер швеи, которой нужно было перешить шторы согласно фотографии из альбома. Я его бессовестно выцыганила у мамы Святослава едва ли не в день знакомства.
— Ты не понимаешь, Машуля. Он мог бы, но никогда не стал бы этого делать. Такой человек. На развлечения у него нет времени. На свои хотения — тоже. Но ты бы видела, с какими глазами он мне о ней рассказывал!
И сейчас всеми органами чувств, включая пресловутое шестое, ощущала — я всё сделала правильно. Никакое бельё, дорогие запонки или билеты на чемпионат мира по футболу не сравнятся с этим. Он может купить всё, что угодно. Абсолютно всё, что захочет. Но никогда не стал бы тратить время на «ерунду», от которой сейчас натурально балдеет.
Святослав подошёл к окну, улыбнулся своим мыслям. Прошёл в центр комнаты и зачем–то попрыгал.
— Скрипит. Скрипит, как и тогда. Надо же, столько лет прошло.
Впервые он делился чувствами и эмоциями не скупясь. Не скрываясь. Открыто и честно. Впервые улыбался совершенно счастливой улыбкой. Недоверчиво смеялся, будто не верил, что в состоянии испытывать такие сильные чувства.
— И рояль всё тот же.
— Сыграй что–нибудь.
— Я ведь правильно понимаю, мы здесь одни? — вдруг с хитринкой в глазах спросил Свят.
— В этом помещении — да. Его проверила служба безопасности.
— Ты умеешь делать подарки, Рита. Спасибо. Я… не передать словами, как мне нравится здесь находиться.
— Это лишь часть подарка.
Я скинула шубу на ближайший стул и прошла, развязывая тесёмки на поясе. Короткое чёрное платье со строгим верхом за пару секунд превратилось в откровенно пуританское. Учительское.
Скрутить волосы, воткнуть две декоративные китайские палочки, чёрные, лаковые, с золотыми драконами. Надеть спрятанные в сумочке до нужного момента узкие очки в роговой оправе.
— Драгомиров! Chi Mai Морриконе! — строго приказала я.
— О–о–о… Рита… Я люблю тебя!
Святослав прижал руку к груди и смотрел на меня, не отрывая взгляда, всё ещё не в силах поверить, что я ему предлагаю.
— Играй, Святослав! — произнесла холодно, вышагивая по паркету в сторону подоконника, где лежала короткая узкая указка.
Когда раздались первые аккорды я начала вышагивать от стены к стене, постукивая указкой по ладони в такт своим шагам.
Как рассказывала мама Святослава за чашкой кофе, преподаватель делала это нарочно, сбивая учеников с ритма, а затем неистово стучала ладонью по роялю, бессовестно их ругая. Она считала, будто каждый играющий должен погрузиться в музыкальную композицию настолько, чтобы не реагировать ни на что остальное.
Видимо, своё дело учитель музыки знала на отлично. Пальцы мужчины порхали по клавишам, он играл увлечённо, не замечая ничего и никого, только улыбаясь своим мыслям.
А я любовалась им. Таким красивым и впервые… мечтательным.
Удивительно, как близки мы стали за столь короткое время нашего знакомства, ещё и полугода не прошло, а мы уже в шаге от свадьбы.
— Ты на меня смотришь, — произнёс он с закрытыми глазами, нарушая правила игры.
— Вы отвлекаетесь, Святослав. Музыка — это самое главное в жизни, — не сбиваюсь я с роли.
— Ты — моя музыка, Рита, — внятно и чётко признаётся он. И сердце обмирает. Чтобы встрепенуться, взлететь маленькой юркой счастливой птичкой высоко–высоко в небо. Навстречу солнцу.
Но сейчас не до признаний. Игра только начинается. Он мечтал об этом много лет. И сейчас я побуду лучшей волшебницей на свете, воплотив фантазии в реальность.
Мягко покачивая бёдрами направляюсь к нему. Снимаю и кладу очки на лакированную поверхность рояля. Туда же отправляется указка.
Пальцы легко находят завязки платья, тянут послушную ткань вниз. Я стою перед ним в прозрачном кружеве нижнего белья, чулках и туфлях. Тянусь к китайским палочкам, сдерживающим непокорные тяжёлые пряди.
— Оставь…те, — просит он. — И наденьте очки, Маргарита Сергеевна, вам они невероятно идут.
— Благодарю, Драгомиров. Сыграй что–нибудь на свой вкус.
— Предпочитаю сменить музыкальный инструмент на более изящный. Гладкий. Благозвучный.
Он поднимается и идёт ко мне, на ходу стягивая одежду.
— Виолончель в твоём распоряжении, Драгомиров, но она не настроена.
— У меня большой опыт в настройке, Маргарита Сергеевна. — Он берёт указку. — А особенно — во владении смычком. Начнём с ноты «ах».
— Такой ноты не существует, — уверенно… шепчу. Потому что от его тёмного взгляда внезапно сел голос.
Меня заставляют опереться двумя руками о рояль.
— Вам пора пройти курсы повышения квалификации, Маргарита Сергеевна, — заявляет этот наглец. — Итак, вы готовы? Открыты новым знаниям?
— Возможно.
— Вы уверены, что записались на правильные курсы? — В его голосе удивление. Думает, я трусишка и испугаюсь пары шлепков указкой по попе? Ха!
— Естественно. Я внимательно изучила программу семинара. И согласна с каждым её пунктом, — добавила, чтобы он не передумал.
— Итак, нота «ах», Маргарита Сергеевна.
Ягодицы обожгло ударом… ладони.
— А–а–а, — пропела я.
— Фальшивите. Нота «ах».
Указка коснулась кожи, проехалась сверху вниз и обратно, словно обрисовывая плавные изгибы. Пугающий свист… и несильный удар.
А я уже так возбуждена, что даже ахнуть не могу. Мне не больно. Ни капельки не больно. Да он и не бил всерьёз. Так, балуется.
А я… я сжимаюсь от скручивающего в спираль возбуждения.
— Ах, — произношу послушно. — Ах, как хорошо.
— Вижу, эту ноту вы усвоили, Маргарита Сергеевна. Будем закреплять материал?
Он говорит тем особым голосом, от которого я покрываюсь мурашками и теряю остатки здравого смысла.
— Пару раз и можно переходить к композиции, — шепчу, сгорая от страсти. — Только без смычка.
