– Не неси бред!
– Возможно, я и не прав.
– Не прав! – Она встала. – Мне надо идти. – Сделала пару шагов, а потом обернулась: – А я правда поверила, что нравлюсь тебе – вот ненормальная!
– Нравишься. Можешь меня винить во всем, обзывать предателем, вот только не надо говорить, что я делал вид, что ты мне нравишься. Это правда, Элли.
Она улыбнулась, и глаза ее немного смягчились.
– Нет.
– Правда.
Она села на траву:
– Меня арестуют?
– Не знаю. Скорее всего, они просто хотят поговорить.
Она зарылась лицом в колени. Он подошел и сел рядом, погладил ее по голове – ему хотелось показать, что он ее жалеет.
– Не трогай.
– Прошу тебя, Элли…
– Нет. – Она оттолкнула его. – Я думаю. Оставь меня в покое.
На деревьях над их головами распускались листья. Они были похожи на рты, готовые вот-вот раскрыться.
– Я на машине, – сказал он. – Могу отвезти нас куда-нибудь.
Она ничего не ответила.
– Мы могли бы исчезнуть. – Прекрасная идея, кстати. Гроза потом разразится – Карин, мать, да и все остальные будут в бешенстве, конечно, Джеко разозлится из-за машины, зато так им удастся пережить сегодняшний день. – Можем спрятаться в домике на берегу.
– Не говори глупости.
– У меня деньги есть. Накупим еды на несколько дней, поедем и поживем там.
– Ну уж нет.
– Ты только подумай об этом, Элли… переждем худшее.
– С ума сошел? – Она убрала ладони. – Да потом будет еще хуже, неужели не понимаешь? Одной из наших семей конец – или твоей, или моей. Разве можно убежать от такого? Это реальная жизнь, Майки!
Она словно разговаривала с ребенком или тупицей инопланетянином. Это было невыносимо.
Она легла на траву и закрыла лицо рукой. Он достал табак, скрутил сигарету и лег рядом. Долго молчали. Он думал, не замышляет ли она какой-нибудь хитрый план или, может быть, решила согласиться на его предложение сбежать. Было бы здорово укрыться в коттедже у моря. Они могли бы прожить там несколько недель – разводить огонь, разговаривать, заниматься любовью.
Докурив, он тихонько тронул ее локтем:
– Ну, как ты?
– Все тело болит.
– Прости.
– И все вокруг стало ярким и светлым, как будто я плыву.
– Наверное, у тебя шок.
Он потянулся и поцеловал ее в шею.
– Не надо, – сказала она.
– Что не надо?
– Вот это.
– Но почему?
– Потому что мы с тобой встречались всего шесть раз – и теперь все кончено.
– Семь, и ничего не кончено. Она в отчаянии взглянула на него:
– Я не хочу, чтобы это заканчивалось.
– Я тоже. – Он взял ее за руку. – Прости меня за то, что я сболтнул Карин. Я все испортил. Но это не должно касаться нас с тобой.
Она пристально взглянула на него:
– Нет, должно.
Он наклонился и поцеловал ее в кончик носа. Очень нежно. Трижды. Она его не остановила. Он обнял ее, притянул к себе. Она легла ему на плечо, уткнулась подбородком в шею – так они и лежали в тепле, обнимаясь. Солнце светило; такого теплого дня не было с начала весны. Тени на траве становились длинными, день понедельника переходил в вечер.
– Что они со мной сделают? – наконец произнесла она.
– Да просто поговорят, и все.
– Где?
– В участке.
– И что мне им сказать?
– Правду.
– Я с мамой хочу поговорить. – Она перевернулась на бок, взяла куртку и сумку. – Отец еще с работы наверняка не вернулся.
– Я тебя отвезу.
– Не надо, я прогуляюсь. Нужно время, чтобы свыкнуться.
– Элли, ты не должна терпеть это в одиночку.
Она устало улыбнулась:
– Возвращайся на работу, Майки, не хочу, чтобы из-за меня тебя уволили. Я прогуляюсь по берегу, меня никто не увидит. Не переживай, я так прямиком до дома дойду.
Он проводил ее до тропинки. Ближе к воде было прохладнее. У берега плавали утки. Лебедь изогнул шею, выискивая корм в воде. Они остановились посмотреть.
Через несколько минут Элли глубоко вздохнула и повернулась к нему:
– Можно обнять тебя на прощание?
Он протянул руки, и она обняла его как-то странно, сбоку. Это было неловко и грустно; он все себе представлял совсем иначе.
– Пойду я, – пробормотала она, – а то еще передумаю.
Он заглянул ей в глаза, ожидая увидеть в них страх, но его не было, на смену ему пришло странное спокойствие.
Сорок один
Элли подошла к дому со стороны реки, открыла калитку и зашагала по лужайке. Мать сидела на коленях на старом одеяле и копала грядки лопаткой.
Скажи ей, скажи. Она должна знать.
Увидев Элли, мать села на пятки:
– Что-то ты рано. – Она утерла пот рукавом со лба. Перчатки все испачкались в земле, а в волосах застряли листья. – Или я уже за временем не слежу? Весь день здесь прокопалась, просто здорово. Уже почти как летом, правда? Смотри, сколько новой зелени.
Элли притворилась, будто ей интересно, потому что мать это порадует, да и оттянет на неопределенное время роковой разговор – слова не шли в голову.
– Тюльпаны, – проговорила мать с улыбкой, – а вон те, розовые, – бадан.
Элли присела на корточки:
– Мам, нам надо поговорить.
– Ты ноги промочишь, если будешь тут сидеть.
– Мне все равно.
– Как дела в школе? Все нормально?
– На математике готовились к экзамену.
– Бедняжка. Не завидую тебе. – Она вернулась к своим грядкам. – А я побеги подвязывала и пропалывала сорняки. И луковичные посадила, смотри.
Когда сообщаешь плохие новости, надо сперва попросить человека присесть, иначе, если он упадет в обморок, может удариться головой. А еще неплохо бы приготовить сладкий чай, теплый плед и быть готовым приложить прохладную ладонь ко лбу. Но что делать, если человек не хочет слушать?
– Мам, где Том?
– В своей комнате, наверное.
– А папа?
– В Норвиче. Ищет новых юристов. Элли сделала глубокий вдох:
– Ты слышала, что я только что сказала? Что нам надо поговорить?
– Слышала.
Но копать она не перестала. Как это легко: слушать острые удары лопаточки о камень и смотреть, как растет мягкая горка земли и сорняков в ведре. Или пойти в дом и выпить молока, съесть печенье, включить телевизор.
