— Патрик Спаркс-Келли из Лондона.
— Эдвина Уинфилд.
— Мисс? — прямо спросил он, и Эдвина с улыбкойкивнула, не понимая, какая ему разница. Но он приподнял бровь:
— Ага! Еще загадочнее. Вы знаете, о вас тут ужеговорят.
Патрик Спаркс-Келли выглядел ужасно заинтригованным, иЭдвина снова рассмеялась. Он был приятный и забавный и понравился ей.
— Бросьте.
— Я вам точно говорю. Две дамы рассказывали сегодня заобедом, что на пароходе плывет красивая молодая женщина, которая изредка гуляетпо палубе, ни с кем не разговаривает и ест только у себя в каюте.
— Наверное, это они о ком-то еще, — сказала Эдвинас улыбкой.
— Хорошо, но вы ведь гуляете по прогулочной палубе, иодна? Да. Я знаю, потому что сам вас видел и, — добавил он весело, —несколько раз налетел на такую красивую молодую женщину. Вы хотите обедать всалоне? — Он вопросительно посмотрел на Эдвину, и она опять улыбнулась ипокачала головой.
— Нет. Ну… еще пока нет… но…
— А-а, вот видите! Значит, я прав. Конечно, вы та самаязагадочная женщина, которой все интересуются. И я должен вам сказать, что людивоображают себе всякие невероятные истории. Одни считают вас красивой молодойвдовой, другие думают, что вы пережили драматический развод, третьи уверены,что вы какая-то знаменитость. Еще никто не смог вас вычислить. Наверняка выокажетесь кем-то, кого мы все знаем и любим, ну, например, — он на секундусощурил глаза и задумался, — может, вы Теда Бара?
Эдвина расхохоталась, и он тоже улыбнулся.
— У вас богатое воображение, мистер Спаркс-Келли.
— Звучит как-то по-дурацки сложно. Особенно еслипроизносить с американским акцентом. Пожалуйста, зовите меня Патриком. А чтокасается вас, то, боюсь, вам придется сказать нам правду и признать, что выкинозвезда, пока все пассажиры первого класса не сошли с ума, стараясь раскрытьваше инкогнито. Должен сознаться, я пытался это сделать весь день, но зашел втупик.
— Боюсь, что разочарую всех. Я просто еду в Европувстретиться с сестрой… — Она спокойно сообщила об этом заурядном событии,однако Патрик, казалось, еще больше заинтересовался.
— И вы действительно собираетесь там пробыть всегонесколько дней? Как печально для нас… — Он улыбнулся, и Эдвина вновь подумала,какой же он красивый. — Как странно, что вы не замужем. — У него этотак мило прозвучало, что Эдвина улыбнулась. — Впрочем, американки легкоотносятся к подобным вещам, у них другой образ жизни. Английские девочки сдвенадцати лет начинают паниковать, что не смогут выйти замуж, а уж если они ненашли жениха в первый сезон, то готовы заживо ложиться в гроб.
Эдвина от души рассмеялась. Ее одиночество вовсе не былоцелью существования. Просто так сложилась ее жизнь.
— Я не думаю, что холостяцкая жизнь — чисто американскаяпривычка. Хотя, возможно, мы не так страшимся одиночества, как англичанки.Кроме замужества, в жизни есть и другие интересы. — Она улыбнулась иподумала о тете Лиз. — У меня была тетя, которая вышла замуж заангличанина.
— Да, правда? И за кого же? — Он спрашивал так,как будто всех знал, но, может, это было действительно так.
— Лорд и леди Хикэм, Руперт Хикэм, он уже умер, и онатоже… У них не было детей. Патрик подумал минуту и кивнул:
— Я думаю, мой отец его знал. Я тоже видел егонесколько раз. Довольно тяжелый человек, не сочтите за грубость.
Эдвина засмеялась, поверив, что он действительно помнитРуперта.
— Вовсе нет, наоборот, слишком мягко сказано. Беднаятетя Лиз боялась собственной тени. Он совершенно подчинил ее себе. Мы приезжалинавестить их в Хавермур… — Она запнулась, словно вся боль и тяжестьвоспоминаний мгновенно обрушилась на ее плечи. — Давно. — У нее вдругсел голос. — Я с тех пор не была в Англии.
— А когда это было? — Он, казалось, не заметил ееволнения.
— Одиннадцать лет назад.
— Да, давно.
Эдвина встала, как будто ей срочно надо было уйти, но онатак устала убегать от прошлого.
— Я думаю, пора спать. Было приятно с вами поговорить,мистер Спаркс-Келли.
— Патрик, — поправил он. — Можно васпроводить до каюты, или, может, пропустим по рюмочке в холле? Там оченьсимпатично, вот увидите.
Но Эдвине меньше всего хотелось идти в бар, общаться слюдьми — все это слишком напоминало о другом пароходе.
— Нет, спасибо.
Она пожала ему руку и покинула палубу. Но, спускаясь вниз,поняла, что в каюту тоже не может идти. Невозможно опять остаться наедине своспоминаниями и ночными кошмарами.
Эдвина снова вышла на палубу и встала у поручней, думая отом, как могла бы сложиться ее жизнь и как в итоге все получилось. Она такпогрузилась в свои мысли, что не услышала шагов, и очнулась лишь тогда, когдасзади мягкий голос произнес:
— Что бы то ни было, мисс Уинфилд, все не так плохо…Извините за назойливость. — Он коснулся ее руки, но Эдвина необернулась. — Я не хочу навязываться, но вы уходили такая грустная, что язабеспокоился.
Она повернулась к нему, и Патрик увидел слезы на ее щеках.
— Я, кажется, только и делаю на этом корабле, чтообъясняю окружающим, что со мной все в порядке. — Эдвина безуспешнопыталась улыбнуться, вытирая слезы.
— И вы кого-нибудь в этом убедили? — Его голос былочень теплым и добрым, но Эдвина жалела, что встретила Патрика. Зачем это все?У него своя жизнь, у нее своя.
— Нет, — призналась Эдвина, — не думаю.
— Тогда, боюсь, вам нужно лучше стараться. — Апотом самым участливым тоном, какой доводилось слышать Эдвине, он задал трудныйвопрос:
— С вами действительно случилось что-то ужасное? —Он не мог вынести страдальческого выражения в ее глазах.
— Это случилось давно. — Она хотела быть честной,но не собиралась вдаваться в подробности. — И обычно я не так слезлива.
Эдвина вытерла глаза и глубоко вдохнула свежий морскойвоздух, стараясь приободриться.
— Просто мне совсем не нравятся пароходы.
— Из-за чего? Морская болезнь?
— Нет, — рассеянно ответила она, — просто мневообще плохо на корабле… слишком много… — Она запнулась на слове«воспоминаний», но потом решила отбросить осторожность. Кто бы ни был этотчеловек, сейчас он ее друг, и он ей нравится. — Я была на «Титанике»,когда он утонул… — объяснила Эдвина. — Я потеряла в ту ночь родителей ижениха…
Потрясенный, Патрик замер. Он долго молчал, не в состоянииподобрать нужных слов.
— Боже мой… Я не знаю, что и сказать… кроме того, что свашей стороны очень смело опять сесть на пароход. Представляю, как это ужаснодля вас. Вы в первый раз с тех пор плывете? — Теперь стало понятно, почемуона такая бледная и напряженная и никуда не выходит из каюты.
