Когда Аллора вошла, все встали и поклонились ей. Кивнув в ответ, она торопливо взбежала по лестнице, будто кто-нибудь мог ее остановить.
Она вошла в свою комнату. Там ничего не изменилось, только добавилось несколько дорожных сундуков. На одном из них были аккуратно разложены кольчуга Брета и его прочие военные доспехи. В комнате никого не было.
Она растерянно оглянулась на Этьена, но в этот момент послышался нетерпеливый крик Брайаны, и мгновение спустя в комнату вошла Лилит с малышкой на руках.
— Ох, Аллора, Аллора! — воскликнула кузина, и по ее пухлым щечкам ручьями потекли слезы. — Леди Элайзия заверила меня, что все будет хорошо. Наша бедная малышка проснулась голодная и кричала не переставая. Граф послал за какой-то кормилицей, но Брайана отказалась брать ее грудь. Мы с Мери сделали тряпочную соску и пытались накормить ее козьим молоком, но неудачно. Ей нужна была ты, и она так плакала, бедняжка! Представь себе, она успокаивалась только тогда, когда он брал ее на руки. Но он не мог с ней так долго оставаться, а у меня на руках она снова начинала плакать.
Аллора почти не слушала ее. Со слезами радости она схватила Брайану на руки и крепко прижала к себе. Присев в кресло у камина, она стала кормить малышку, чувствуя огромное облегчение в набухшей груди и еще большее облегчение оттого, что снова держит на руках свое драгоценное дитя. Она понимала, что всего лишь сменила место заточения, но главное, что ей вернули Брайану.
Малышка сосала и сосала и не могла насытиться, потом наконец, отяжелев, заснула.
Аллора уложила ее в колыбельку. Осторожно постучав в дверь, вошла Мери с подносом в руках. Она принесла еду и вино. Торопливо обняв Аллору, она, не сказав ни слова, сразу же удалилась.
В комнату вошел Брет и закрыл за собой дверь. Аллора затрепетала под его взглядом.
Он пересек комнату и, наполнив вином два кубка, подал один Аллоре. Она не пошевелилась.
— Не бойся, к этому вину не подмешан яд, любовь моя. Я привез его с собой. Если бы я задумал отомстить кому-нибудь, то не стал бы прибегать к такому дьявольскому способу.
Она взяла у него кубок, твердо намеренная держать себя в руках.
— Я и не думаю, что вино отравлено.
Он отпил вина и окинул ее взглядом с головы до ног.
Взгляд его ожег, как огонь. Интересно, что у него на уме?
— Почему ты замолчала? Совсем недавно ты говорила без умолку. Я даже бросил все дела, чтобы послушать твои заявления о благих намерениях. Я правильно понял тебя? Ты хочешь помириться и желаешь мира в этом доме? И ты согласна на все, лишь бы добиться этого мира?
Его тон смутил ее. Да, она сказала, что согласна на все, но ведь он отказался наотрез!
— Чего ты хочешь? — страдальческим тоном спросила она.
— Ты предложила мне все. Именно этого я и хочу. Для начала, например, сними дорожные сапоги. Они меня раздражают. А также тунику и рубашку. Она напоминают мне, что ты хотела сбежать в. мужской одежде.
Она была готова сделать что угодно, лишь бы остаться с ребенком, но не ожидала, что он будет унижать ее.
— Ну?
Стиснув зубы, она стянула через голову тунику и швырнула на пол у его ног. Он не сводил с нее глаз.
— Продолжайте, леди.
Она сняла рубашку, задрожав то ли от его взгляда, то ли от холода.
— Теперь сапоги и рейтузы. Они особенно меня раздражают.
Она сбросила сапоги и, покраснев, спустила с себя рейтузы. Прикрытая лишь прядями золотистых волос, она возмущенно поглядела ему в глаза.
— Миледи, дайте мне эту отвратительную одежду, — приказал он.
— Ах ты, мерза… — начала было она.
— Осторожнее, осторожнее, миледи! Не забудьте, что вы хотите заслужить прощение.
Она замолчала, не договорив, но глаза ее метали молнии. Подобрав с пола одежду, она заставила себя подойти к нему.
— Благодарю.
Предметы ее маскарадного костюма один за другим полетели в огонь, и она вскрикнула от неожиданности, увидев, как от вспыхнувшей ткани поднялся сноп искр. Она потихоньку попятилась от него, особенно остро ощутив свою наготу, и, сдернув с кровати меховое одеяло, торопливо завернулась в него.
Он шагнул к ней.
— Сбрось одеяло, — тихо сказал он.
Она едва сдерживала слезы.
— Если ты это сделал, чтобы унизить меня, то тебе это удалось. Больше нет необходимости…
— Я это сделал, потому что не хочу, чтобы ты когда-нибудь еще надевала мужскую одежду, чтобы сбежать от меня. А одеяло сбросить попросил тебя, чтобы проверить, действительно ли ты готова сделать для меня что угодно. Ну, любовь моя, сбрось одеяло.
— Господь с тобой, Брет…
Он, кажется, потерял терпение, потому что сам стащил с нее одеяло, потом подхватил на руки и отнес на кровать. Она с удивлением почувствовала, что его бьет дрожь и сердце его бешено колотится.
— Я больше не шучу, леди. И не могу ждать ни минуты! Он жадно поцеловал ее. Испуганная его напором и пылом, Аллора попыталась увернуться, но она целую вечность не была с ним и безумно истосковалась по нему. Ее губы сами собой раскрылись навстречу его поцелую. Почувствовав, как по телу пробежала горячая, сладкая волна желания, она издала гортанный стон. Запустив пальцы в его черную как смоль шевелюру, она выгнулась, потянувшись навстречу его жарким ласкам. Его пальцы скользнули по внутренней стороне бедер, а губы продолжали жадно ласкать ее грудь, дразня, зажигая.
Его ладони задержались на мягком золотистом треугольнике на стыке бедер, потом руки спустились ниже, разведя бедра в стороны.
Привстав на колени, он молча смотрел на нее несколько мгновений, потом стащил с себя одежду и, поймав ее губы, склонился над ней, зажигая ее жаром своего тела. Его губы скользнули вниз и, обласкав одну за другой обе груди, проделали жаркую дорожку по животу и еще ниже. Ей показалось, что она умирает, настолько острым было ощущение. Она так долго была лишена его ласки, что забыла, как это бывает. Она что-то шептала, вскрикивала, о чем-то просила, хотя и сама не могла бы толком сказать о чем. Он приподнялся над ней — весь словно сгусток энергии и напряженных бронзовых мускулов. Освободившись от остальной одежды, он опустился на нее. Она почувствовала прикосновение к телу его предельно напряженного, пульсирующего символа мужественности, который мгновение спустя быстро и полностью вошел внутрь ее.
Он двигался, словно молния, движимый страстным желанием: он был безжалостен и неумолим. Ей казалось, что он ее сломает. Но вместо того чтобы сопротивляться, она стала еще более податливой и словно плавилась в его огне, гостеприимно впуская его, обволакивая, пока он не проник так глубоко в ее плоть, что, казалось, прикоснулся к самому сердцу. Она погрузилась в мир сладостных ощущений и вновь испытала волшебный трепет наивысшего наслаждения, почувствовав, как он заполняет ее собой, наверстывая упущенное, время, которое они оба провели в страданиях и сомнениях.
