Теперь нас больше нет.
– Есть ты, – сказала мать Кендарат.
– Нет. Меня тоже нет.
Жрица долго молчала. Потом спросила:
– Помнишь то дерево в Халисуне?
Волкодав медленно кивнул, глядя мимо неё. Сегодня он наконец-то увидел, как жрица разводит огонь. Она лишь подносила руку к растопке, на мгновение сосредотачивалась – и пламя возникало само.
– Степная река изменила течение, и дереву перестало хватать влаги, – погладив пригревшегося на коленях Мыша, сказала мать Кендарат. – Оно могло поискать для себя подземной воды, но поступило иначе. Оно простёрло длинный корень следом за отступившей рекой и выпустило росток. Мы застали прежние ветви и ствол уже увядающими. Дерево употребило всю силу своей жизни на то, чтобы последний росток вытянулся к небу и дал прочные корни. Не смей говорить, что тебя нет, не оскорбляй мать и отца!
Ты права, деревья мудры. Но я-то не дерево, я всего лишь человек. А человек жив, пока живёт его род. Иначе остаётся пустая шкура, из которой вынули душу. Я тоже умер в тот день, мать Кендарат. Я спел Песню Смерти. Никто во всём свете не ждёт меня у края дороги. Мне некуда возвращаться. И незачем.
– Ты пробудил моё любопытство ещё в Саккареме, малыш. Помнишь, как я впервые обратилась к тебе, а ты в ответ чуть не засвистел?.. Тогда я поняла, что ты наверняка жил в горах среди вилл, а они с кем попало не братаются. Я стала присматриваться к тебе, надеясь, что, может быть, наконец обрету достойного ученика. Когда ты ушёл было с горной дороги, но увидел деревню мучеников и вернулся на помощь, я поняла, что не ошиблась… Или всё-таки я ошиблась, малыш?
Волкодав не ответил. Мать Кендарат сняла с прута подрумяненную колбаску и протянула ему.
– Боги создали нас, чтобы мы смотрели в небо, – сказала она. – Кто-то устремляет ввысь слово, как наш Иригойен…
Иригойен. Волкодав сразу вспомнил, как держал на руках умолкшего гимнопевца, а по жёсткому, словно гранит, лицу Гаугар катились непривычные слёзы. «Ты не сэднику, ты осёл, не стоящий своего облачения! – кричала она жрецу. – Среди вас был святой!..» А потом кто-то полез забирать Посмертное Тело, чтобы честь честью водворить его в домашнюю божницу каменотёсов. И оказалось, что чудеса той ночи ещё не были исчерпаны. Гранитные руки Освободителя не выпустили резной камень, хранивший образы Каттая, Арзуни и Хетара. Скала приросла к скале, вернувшись в единую плоть, в единую память. Ни при факельном, ни – позже – при дневном свете так и не удалось разобрать, где кончается один камень и начинается другой. Недра в последний раз услышали маленького лозоходца. И отозвались ему.
На погребальный костёр Иригойена провожало полгорода. Гарната-кат обзаводился новой легендой…
– Кто-то устремляет ввысь слово, как наш Иригойен. Кто-то идёт через вдохновение тела, как бегуны имури или мастера кан-киро. Ты же… ты мог бы устремить к Истине всю свою жизнь! Вот что я вижу в тебе, малыш. Сравни себя прежнего и нынешнего!.. Ты достойно прошёл начало пути, но способен ли ты увидеть, какие вершины открываются с того холмика, на который ты поднялся сегодня? Чем пристальней удаётся постичь этот мир и себя, тем шире впереди окоёмы непознанного… И от всего этого ты готов отказаться, чтобы стать поленом в погребальном костре какого-то Людоеда?..
Мои братья и сёстры, мать Кендарат. Рождённые и ещё не родившиеся. И те, кого им в свой черёд предстояло родить. Почём ты знаешь, насколько высоко они могли бы взлететь? По-твоему, я чем-то достойней?..
– Я так хотела научиться у тебя мысленной речи вилл…
Ты уже владеешь ею, мать Кендарат.
Она как будто и в самом деле услышала его.
– Тогда… тогда ступай, сын мой. И да благословят Боги твой путь… каким бы он ни был.
Волкодав поднялся. Подобрал загодя уложенный заплечный мешок. Поклонился матери Кендарат, коснувшись земли, – так, как не кланялся на её памяти никому и никогда. Мыш взбежал по руке ему на плечо. Волкодав повернулся и зашагал прочь.
Он уходил на север. Без тропы, увязая в снегу, но сугробы не могли остановить его.
Мама. Отец… Я иду к вам.
Жрица смотрела ему вслед, пока он не скрылся из виду.
Костёр совсем прогорел. Зябко поёжившись, мать Кендарат подбросила ещё хворосту в почти угасшее пламя.
– Мир по дороге, малыш, – тихо проговорила она. – Я всегда буду с тобой.
Примечания
1
Шурф– в горном деле: разведывательный колодец.
2
Червец – старинное название красного граната.
3
«Пришёл кон» – выражение, означающее наступление рокового момента в судьбе.
4
Занорыш – полость в породе, заполненная друзами («щётками») самоцветных кристаллов.
5
Штрек – горизонтально расположенная горная выработка, не имеющая выхода на поверхность.
6
Шерл – другое название турмалина.
7
Штольня – горизонтально расположенная горная выработка, имеющая выход наружу.
8
Лал – другое название ювелирной шпинели (самоцвета, иногда сходного с рубином, но уступающего ему в блеске и твёрдости и ценимого меньше). Употребляется и как общее название красных драгоценных камней.
9
Кошачий глаз – общее название самоцветных камней с золотисто– или серо-зелёными переливами, напоминающими игру радужной оболочки кошачьего глаза. Экземпляры, имеющие ювелирную ценность, встречаются достаточно редко и поэтому очень дорого ценятся.
10
Девичий лёд – другое название гипса.
11
Радужник – лабрадорит, твёрдый камень от тёмно-серого до чёрного цвета, иногда с радужным блеском.
12
Горное сало – минерал тальк.
13
Вениса – старинное название граната.
14
Золото дураков – минерал пирит, железный колчедан. Кристаллы пирита обладают латунно-жёлтым металлическим блеском, поэтому неопытные старатели часто принимают его за золотую руду.
15
Кремнёвый дикарь – горный хрусталь.
16
Вареник – красно-фиолетовый аметист.
17
Росстани – место, где разделяются, расходятся дороги.
18
Златоискр, искряк – минерал авантюрин.
19
Исподничий – человек, имеющий дело с работой в глубоком подземелье – «исподе».
20
Кровавик – минерал гематит,
