На высоте семь тысяч, когда алел рассвет, Воздушные пираты проникли в туалет…
– Ну и проникай, если от страха невтерпёж. Я уж как-нибудь обойдусь.
– Неужели тебе совсем не страшно?
– Не-ет. А тебе?
– Не то чтобы страшно, но как-то не верится, что эти великаны могут летать. Когда снизу видишь, ладно, а вот вблизи…
– Ай, не журись, отроче, как-нибудь взлетим и сядем. И ещё бы очень хотела прыгнуть с парашютом, – мечтательно протянула Таня и рассмеялась: – Не сегодня, конечно! Сегодня больше всего хочу в Питер, тебе повезло.
И вновь толкнула меня в бок. Мы стояли в ожидании посадки, оба в брюках, куртках и вязаных шапках; Танина – перламутрово-голубая, пуховая, надвинутая почти до бровей, придавала ей очень девичий и очень готовый к полёту вид. Через плечо висели сумки: у каждого – чай в термосе, бутерброды, тёплый свитер, носки. Кроме того, в Таниной сумке лежала «Лейка», в моей – отцовский «Зенит», тетрадь, которую не открывал целый месяц, и перчатки. У нас стоял морозец, не такой крепкий, чтобы заставить меня надеть перчатки, но по пути в аэропорт мы хрустнули не одним тонким панцирем на обмелевшей луже, в Питере же утром было минус восемнадцать и всё по-взрослому. Остальные вещи были сданы в багаж, мамы и папы простились с нами, высказав последние напутствия, и Ту-154 ждал на лётном поле.
Взошли по трапу, отыскали наши места.
– Дам посмотреть, если будешь хорошо себя вести, – обещала Таня, заняв кресло у иллюминатора, сняла шапку, расчесалась, не глядя в зеркальце, и вынула из сумки путеводитель. – Спорим, я знаю Ленинград лучше тебя? Кто построил Зимний дворец?
– Растрелли Бартоломео Франческо, – ответил я. Уж это знал не только от Михаила Задорнова.
– А Строгановский дворец?
– Тоже Растрелли, – ответил я наугад.
– А дворец Белосельских-Белозерских?
– Наверное, кто-то другой… Ринальди?
– Андрей Иванович Штакеншнейдер, – сказала Таня, не заглядывая в книгу, – а теперь найди что-нибудь и спроси меня.
Я нашёл Петропавловский собор, и Таня без запинки ответила:
– Доменико Трезини. Я готовилась, что ты думал.
У неё в руках появилась карта, глянцево блестящая и на сгибах слегка потёртая.
– Покажи, как поедем из аэропорта?
– Вот Московский проспект, свернём на Ленинский, Народного ополчения, а там уже рядом.
– Здорово!
– Разве? Окраинами, вдали от знаменитых мест.
– Всё равно классно, знаменитые места не убегут, доберёмся до них!..
Таня, привстав, сняла куртку. Пока мы разговаривали, самолёт тронулся, вырулил на полосу, замер. К нам подошла девушка, светлыми волосами и тёмно-синей формой напомнившая Надю Игнатович, предложила леденцы и с улыбкой велела пристегнуться. От конфет мы не отказались, свою я, по обыкновению, немедленно раскусил. Что ожидать в ближайшие минуты, оба знали: я путешествовал в Питер и обратно чуть ли не с рождения, а Таня летом долетела через Москву до Иркутска, это вам не с крыши на чердак. Когда самолёт рванул, с каждым мигом набирая скорость, вдавил нас в кресла, приподнял нос и наконец оторвался от бетона всей массой, наши руки встретились, Таня подалась ко мне, я наклонился, и она несколько раз прижалась мятными губами к моей щеке.
