— О, — проворковала Лина своим грудным голосом, — ты и в самом деле меня ждешь! Какая честь, что меня ожидает такой шикарный молодой человек!
Она специально опоздала. Ей нужно было маленькое представление — сцена, аплодисменты. Она хотела сначала покорить, только так можно было добиться ее расположения. Сегодня Лина надела короткую черную юбку и широкий жакет в разноцветную клетку. На вопрос Хойкена она ответила, что такие жакеты можно купить только в Дамаске. В начале знакомства она любила разыграть любительницу путешествий, и многих это впечатляло. Нью-Йорк был ее козырной картой. Она бывала там много раз в году, чтобы всегда быть в курсе самых последних новинок на литературном рынке. «Жаль, что я не встретилась с Хемингуэем, — сказала Лина однажды. — Я бы сделала ему лучший немецкий перевод».
Хойкен встал, и они поцеловались в обе щеки в знак приветствия. Он не мог припомнить, чтобы когда-нибудь здоровался с Линой подобным образом.
— О, — произнесла она снова, — что это за аромат? Кажется, лилии. Так могут пахнуть только две дюжины лилий. Где ты шляешься? Влюбился в продавщицу цветов?
Хойкен попробовал улыбнуться, изумляясь, что она попала в точку. Действительно, в его комнате в отеле стояли две вазы с лилиями. Георгу очень хотелось рассказать ей об этом. Лина Эккель поняла бы его. Она считала такие истории совершенно нормальными и даже правильными. К сожалению, у нее ничего не держалось на языке, и уже на второй день об этом знал бы весь концерн.
— Я только что из клиники, — ответил Хойкен и был горд тем, что это почти правда. — Наверное, одежда пропахла цветами, которые стоят в комнате отца. Их там море.
Она пристально посмотрела на него и поверила. В один миг ее лицо приняло сочувствующее выражение.
— Боже мой, ну конечно! Извини. У тебя совсем другое на уме. Скажи, как дела у твоего отца? Когда я смогу снова пригласить его на переговоры?
Хойкен вздохнул. Ему было тяжело говорить о старике. Несколько дней Хойкен добивался, чтобы Лоеб разрешил забрать отца домой, но тот не соглашался. Профессор хотел перевести отца в реабилитационную клинику, но Георг был против. Отец должен быть в Мариенбурге, больше нигде. Георг обещал ему это.
— Если честно, Лина, — медленно сказал Хойкен, — я больше не верю, что отец вернется к прежней жизни. Он не хочет. Лежит на кровати тихо и отрешенно, дела концерна его не интересуют. Ему хочется домой. Иногда он рассказывает Лизель и мне странные истории, смысла которых мы не понимаем.
Обычно Лина отвечала сразу. В разговоре с ней пауз почти не было. Она хватала все на лету, но сейчас молчала, погрузившись в свои мысли.
— Он был самым лучшим собеседником, таких у меня больше не было. — Лина была расстроена. — Я говорила с ним не только об этих проклятых контрактах. Он был щедрым. В его присутствии жизнь казалась мне большим романом со множеством приключений и катастроф, которые благополучно кончаются прекрасными мгновениями, ради которых, в конечном счете, мы живем. Я всегда доверяла ему. Мы были не просто одной командой, мы были чем-то гораздо лучшим, неповторимым, вот что я тебе скажу.
Хойкен верил ей. Лине незачем было притворяться и врать. Почти десять лет они с отцом регулярно встречались. Рядом с ним она выглядела как дерзкая и веселая дочь, которой этот старый мужчина позволял говорить все. Наверное, они рассказывали друг другу вещи, о которых больше никто не знал.
— Я заберу его из больницы, — сказал Хойкен. — Отец не объект исследования для врачей. Они гордятся тем, что лечат такого известного человека, и мечтают об очередной операции. Когда старик окажется дома, ему сразу станет легче. Сейчас это для него важнее, чем все эти обследования и рекомендации по применению бесполезных лекарств.
— Я не понимаю, — отвечала Лина. — В последнее время он был в прекрасной форме, таким я давно его не видела. У него были грандиозные планы. Он все время говорил о большом проекте, я думаю, что у него была женщина, которая для него значила больше, чем все его предыдущие увлечения.
— Ты говорила с ним об этом?
— Конечно. «Ты меня не обманешь, — говорила я ему. — Влюбленного мужчину видно сразу».
— Ну? И что он ответил?
— Он засмеялся и попросил меня подождать открытия книжной ярмарки. «После книжной ярмарки ты узнаешь тайну, — сказал он. — До этого я ничего не скажу».
— Но ты же что-то подозревала?
— Конечно. Мне кажется, он хотел жениться. Он нашел женщину, которая, он был уверен, подходит ему. Он ничего от меня не скрывал, но это дело было для него таким важным, что никто не должен был о нем знать.
— Петер Файль говорил, что видел его с какой-то женщиной, которую, однако, не смог рассмотреть. Во всяком случае, она ему была не знакома.
— Черт побери, я бы все отдала, чтобы узнать, кто это. Неужели она ни разу не появилась в клинике, не навестила его? Ведь он собирался представить ее вам.
— Откуда ты знаешь, что он собирался это сделать?
— Он планировал отправиться с ней в путешествие и поделился со мной. Я ему открыто сказала, что знаю, что он едет со своей любимой.
— И что? Он признался?
— Да, признался, но сказал: «Лина, дело зашло слишком далеко. Давай больше не говорить об этом, иначе наша встреча будет последней».
— Значит, это было для него так серьезно? Но почему никому из детей он ничего не сказал?
— Я понимаю, почему он этого не сделал. Разве он должен был спрашивать вас, жениться ему или нет? Вы беспокоились о своем наследстве и стали бы отговаривать его от такого глупого шага в столь преклонном возрасте.
Георг разозлился. Вся эта история с отцом поворачивалась другой стороной, о существовании которой Хойкен не мог даже подумать. Отец и второй брак. Можно ли себе такое представить? Неужели именно эта связь дала ему силы для нового проекта? И любовь была причиной того, что он жил в отеле? Но почему эта женщина не показывается? Почему Хойкен ни разу не встретил ее в клинике? Она не хочет, чтобы ее узнали. Но почему? В конце концов, ей никто не сможет запретить быть любовницей Рейнхарда фон Хойкена.
— Я не понимаю, почему эта женщина прячется, — тихо сказал Хойкен. — Что скрывает? Если она хочет выйти за него замуж, то должна волноваться и появиться в больнице. Она должна быть возле него или связаться с кем-нибудь из нас.
— Наверное, она была в клинике, просто ты не знаешь.
— Нет, это невозможно. Лизель Бургер каждый день навещает отца. Она бы мне сообщила об этом.
Вот так. Отец всех обвел вокруг пальца. Не рассказал никому ни о своем книжном проекте, ни о своей любовной связи. Они встречались в концерне каждый день, но старик делал так, что кроме обычных дел они ни о чем не говорили.
— Что ты знала о книжном проекте, Лина? — спросил Хойкен.
— Я знала, что он задумал что-то грандиозное, потому что иногда приносил записки, из которых было видно, что это будет совершенно особенная серия книг, как-то связанная с Европой. Я его отговаривала. Я сказала ему, что он заблуждается насчет Европы, это никому не будет интересно.
