— Он еще не готов, — ответила она.
— Лгунья!
Даже во сне Кестрель почувствовала тяжесть этого слова.
— И кто я в этой сказке, швея или бог?
Энай продолжала, будто и не слышала ее слов:
— Бог бы убил ее, но вовремя придумал другой способ отомстить. Он понял, как причинить сильную боль. Бог знал, что у портнихи был племянник, маленький мальчик, единственный родной человек, который у нее остался. Она платила за его содержание, и сейчас он мирно спал в соседнем селении. За ним следила нянька, но бог умел усыплять бдительность хитрыми уловками.
Так он и поступил. Покинув лавку портнихи, подкрался к спящему мальчику. Маленькие пухлые ручки, румяные щеки и кудрявые локоны не могли разжалобить бога. Он и прежде не раз забирал детей.
— Это был бог смерти, — догадалась Кестрель.
— Когда бог откинул одеяло, его пальцы коснулись ночной сорочки малыша. Он замер. Никогда за всю свою бесконечную жизнь не встречал он такой красоты.
Сорочка была сшита из любви: мягкая, как бархат, легкая, как шелк, и удивительно прочная. На нее упала слеза бога. А когда та высохла, ткань разгладилась, и бог ушел.
Тем временем портниха забеспокоилась, поскольку необычный гость больше не заходил, хотя прошло уже несколько дней. Она не верила, что ей так легко все сошло с рук. Не пристало гневить богов, а тем более этого. И вдруг бедняжка сообразила: возможно, бог уже нашел верный способ довести ее до отчаяния.
Она поспешила в соседнее селение, прибежала к дому няни, дрожащей рукой постучала в дверь. А когда та распахнулась, мальчик выбежал навстречу и бросился обнимать ее, жалуясь на ее долгое отсутствие, спрашивая, для чего она так много работает. Портниха обняла его и не выпускала, пока тот не стал вырываться сам. Потом она судорожно провела пальцами по его лицу, страшась, что смерть забралась к нему под кожу и теперь выжидает до поры. И тогда портниха увидела метку на лбу ребенка.
Это был знак покровительства бога, знак его расположения. Бесценный дар.
Портниха возвратилась в лавку и стала ждать. Вопреки обыкновению, она ничего не шила. Руки ее стали словно чужими. Они тоже ждали, но бог не пришел. И тогда швея прошептала имя бога…
Он пришел молча. На нем было его обычное одеяние, а не то, что сшила она. Его одежды были красивого покроя и отлично сидели. Но лишь теперь портниха заметила, как они износились. Ткань истерлась так, что стала полупрозрачной.
— Я хочу отблагодарить тебя, — молвила портниха.
— Я не заслуживаю благодарности, — отвечал бог.
— И все-таки я бы хотела это сделать.
Бог сказал:
— Тогда сотки мне плащ из себя самой.
Портниха взяла его за руку, и после поцелуя он унес ее с собой.
Эта сказка поразила Кестрель. Глаза защипало, будто от ветра, слезы покатились по щекам.
— Ну вот, — вздохнула Энай. — А я хотела тебя подбодрить.
— Подбодрить? Портниха умерла.
— Можно по-разному понимать конец этой истории. Я думаю, что она сделала свой выбор. А ты, Кестрель, свой еще не сделала.
— Сделала. Разве ты не знаешь? Ястребы императора наверняка уже донесли вести моему отцу. Война началась. Слишком поздно.
— Уверена?
Кестрель проснулась, чувствуя голод и усталость. Сны измучили ее не меньше приключений, но она встала, зная, что нужно сделать.
Когда Кестрель оделась, к ней явились рабы. По их лицам можно было составить карту империи: один из северной тундры, второй с южных островов, третий с Гэрранского полуострова. Их число было знаком уважения императора к ней. Кестрель сделала вид, что не заметила этого знака, как и того, что полоток в ее комнате был очень высокий: не разглядеть даже, какого цвета краска. Кестрель приготовилась встретиться с императором.
Ее отвели в парадный зал и оставили наедине с человеком, под чьей властью находилось полмира.
Он был худее, чем изображали его статуи, с седыми, коротко стриженными волосами. Император улыбнулся. Улыбка императора сияла, как драгоценные камни. Он словно открывал перед Кестрель ворота крепости, протягивал меч рукоятью вперед — по крайней мере, пока.
— Вы пришли за наградой, леди Кестрель? Позвольте сообщить вам, что осада Гэррана началось еще два дня назад, пока вы приходили в себя.
— Я пришла просить вас снять осаду.
— Снять осаду? — Морщины на его лице стали заметнее. — С чего бы это?
— Ваше Императорское Величество, вы когда-нибудь слышали о проклятии победителя?
40
— Это проклятие постигло империю, — сказала Кестрель. — Ей все труднее удержать завоеванные территории. Наши земли слишком сильно разрослись, и варварам об этом известно. Вот почему они осмеливаются нападать.
Император отмахнулся:
— Они как мыши, которые потихоньку грызут зерно.
— Вы сами знаете, что я права. Вы атакуете их, чтобы показать, будто ресурсы империи бесконечны, а нашей армии нет равных. В действительности же силы тают. Они словно изношенная ткань, в которой видны дыры.
Улыбка императора превратилась в оскал.
— Осторожнее, Кестрель.
— Если вы не желаете слушать правду, то распад империи лишь вопрос времени. То, что гэррани восстали против нас, уже говорит о его начале.
— Мы решим эту проблему. Прямо сейчас твой отец подавляет восстание. Стены города падут, — император откинулся на спинку трона. — На этот раз генерал Траян ведет войну на уничтожение.
После этих слов Кестрель представила мертвого Арина. Представила, как его лицо залито кровью.
Он отпустил ее. С таким же успехом мог полоснуть себе ножом по шее.
Страх камнем застрял у нее в горле. Подавив его, она сосредоточилась и разложила свои мысли, точно игральные костяшки.
Она доведет партию до конца. До победы.
— А вы думали о том, как дорого обойдется еще одна война с Гэрраном? — спросила Кестрель у императора.
— Не так дорого, как потеря этой территории.
— Пока держатся стены города, гэррани не сдадутся. А это означает очень долгую осаду, которая будет вытягивать деньги из казны.
Император поджал губы.
— Иного выхода нет.
— Но что, если есть способ сохранить территорию и без войны?
В это мгновение император, должно быть, уловил ее сходство с отцом. Те же уверенные интонации, продуманные слова. Поза императора и выражение его лица не изменились, но он приподнял один палец и постучал им по подлокотнику мраморного трона.
— Верните Гэррану независимость.
