Собранием были избраны также «прибавочные особы», которые должны были заседать «в совете» с депутатами: Шмуйло Давидович из Вильно (в случае его отказа на его место должен был быть выбран еврей из Волынской губернии, которого назначит раввин Хаим Мордух Марголис из Дубно[889]) и Элиша, сын пинского раввина Вигдоровича. По прошествии трех месяцев их место в Петербурге должны были занять раввин из Белостокской области Герш Зивелиович и представители общин Херсонской, Полтавской, Черниговской и Екатеринославской губерний, которым было достаточно получить для этого доверенность от своей общины. Единственным условием было сохранение «препорции», т. е. соотношения числа «прибавочных особ» и депутатов[890]. Характерно, что расширение состава депутации мотивировалось «богобоязненностью» и «чистосердечием» депутатов, которые якобы сами настояли на привлечении дополнительных участников. Таким образом, казалось бы, чисто «светский», «политический» вопрос об обеспечении максимального представительства еврейских общин перед властью в восприятии представителей традиционной еврейской верхушки приобретал религиозно-этический оттенок. Вопреки стараниям властей отделить «духовные» аспекты управления евреями от «гражданских», еврейским населением эти процессы воспринимались как единое целое. О Зонненберге и Диллоне уже говорилось выше, а остальные депутаты и их помощники, выбранные виленским собранием, заслуживают краткой характеристики.
Бейнуш Лапковский (в документации, связанной с выборами 1818 г., «Бейнуш Янкелевич Лапковский (или Лабковский)»; в делопроизводственных документах конца XVIII в. «Бениш Янкелевич»)[891], третьей гильдии купец из Витебска, происходил из состоятельного и родовитого семейства. Дед его, Лейба Лапковский, упоминается в документах, относящихся к 1764 г., в числе глав витебского кагала, наряду с будущим «поверенным белорусских евреев» Цалкой Файбишовичем[892]. Таким образом, Бейнуш Лапковский по происхождению принадлежал к верхушке еврейской общины Витебска, занимавшей в конце XVIII в. враждебную позицию по отношению к хасидам. Тем примечательнее его переход в число последователей цадика Шнеура Залмана, очевидно сопровождавшийся семейным конфликтом. В 1800 г. «витебский купец» Лапковский, наряду с другими богатыми хасидами, пытался добиться облегчения участи арестованного Шнеура Залмана[893]. Особенно полезны хасидам оказались его тесные связи с местной администрацией[894]. 1805 год был отмечен для Лапковского большими неприятностями: имущественной тяжбой с родным братом Мовшей Лапковским[895] и банкротством. Последнему немало поспособствовал будущий заместитель Лапковского, Маркус Файтельсон, несостоятельным должником которого оказался Лапковский[896]. Впрочем, предприимчивому еврею удалось за три последующих года восстановить свое состояние, примириться с братом и в 1808 г. занять должность витебского бургомистра[897].
В 1812 г. Лапковский «среди ужасов, наводимых врагом, извещал всех начальников русских о его движении, числе и предприятии»[898]. Отличился он и при взятии российскими войсками Витебска, участвовал в стычках с французами и получил тяжелое ранение в руку. После освобождения Витебска местные евреи пожаловались генерал-майору В.И. Гарпу на притеснения от городской администрации, и Гарп установил в городе своеобразное «двоевластие»: наряду с городским головой-поляком, городским головой с равными правами был назначен Бейнуш Лапковский[899].
В начале 1817 г. он обратился с жалобами (к витебскому губернатору, а затем и на «высочайшее имя»[900]) на личные оскорбления, нанесенные ему членами витебского магистрата, а также на то, что «в крайнюю обиду мою» магистрат сделал «представление» витебскому губернскому правлению, что ни Лапковский, ни его брат как находившиеся под следствием и «неблагонадежные» не могут занимать никаких должностей в городском самоуправлении[901].
