Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 72
По принуждению победителей-хазар Игорь в 941 году совершил пиратский рейд в Византию. Стоит обратить внимание на то, что о направляющемся к Босфору флоте Игоря византийцев предупредили сначала херсонцы, а затем болгары. То есть флот руси шел к Константинополю сначала мимо берегов Крыма, а затем Болгарии. Таким путем он мог идти только от Керченского пролива. Туда же, к Керченскому проливу, по словам Льва Диакона, вложенным им в уста императора Цимисхия, бежал Игорь с остатками своих кораблей после поражения. Туда же «домой» отправлял Цимисхий и побежденного им Святослава, которого, кстати, все тот же Лев Диакон называет «катархонтом тавроскифов». Конечно, можно пытаться дезавуировать этих «тавроскифов» тем, что греки именовали скифами всех варваров, обитавших севернее Черного моря, то есть в Великой Скифии. Пусть так, но Диакон называет русь не просто скифами, а, извините, все-таки тавроскифами, а так он мог назвать только «скифов», обитавших в Таврии.
Договор между русью Игоря и Византией, датируемый в ПВЛ 945 годом, заставляет Игоря защищать Херсон от черных булгар, что возможно только в том случае, если владения Игоря находятся между ними, то есть опять же в Крыму. Меморандумом 971 года Цимисхий обязывает Святослава не вести войн в районе Херсона, что предполагает по-прежнему близость владений Святослава к этому крымскому городу. Таким образом, вся удостоверенная документами вне ПВЛ деятельность Игоря и Святослава замыкалась главным образом на Крым, и лишь Святослав попытался распространить ее на Подунавье[134]. Более подробный и развернутый перечень аргументов в пользу крымской резиденции Игоря и Святослава читатель сможет найти у А. Никитина, а здесь на эту тему остается сделать лишь пару дополнительных замечаний.
Как представляется мне, именно с таврической «пропиской» руси связаны типичные эпитеты, «дикая», «жестокая» и «кровожадная», которыми характеризуют русь византийцы: «всех оставляющий позади в жестокости и кровожадности»; «скифский народ, дикий и грубый»; народ, «как все знают, жесточайший и суровый». Наверное русь действительно в смысле жестокости не уступала своим родителям-скандинавам, но какую-то особую свирепость греки приписывали руси не только вследствие ее объективной «викингской» природы, но и по инерции считать именно варварских обитателей Тавриды особенно кровожадными дикарями. В греческой традиции такими жестокими и беспощадными, без жалости и без разбору убивающими всех попавших к ним в руки чужаков, предстают обитатели Крыма тавры. Такими же в представлении греков остались и их исторические преемники тавроскифы-русь.
Также нельзя пройти мимо еще одной выразительной аналогичной традиции, на сей раз арабской, о трех составных частях древней руси, из коих в одной, а именно Арте (Артании), не удалось побывать ни одному чужестранцу, так как местные жители обязательно убивали всех пришельцев. Весьма вероятно, что арабская традиция об Арте — это отражение греческой о таврах и крымской руси. Так что легендарной Артой вполне мог быть Крым, который у арабов впоследствии также получил название «острова руси». Этот остров размеров в три дня пути был покрыт лесами и болотами, что в целом не противоречит размерам и ландшафтам Крыма с лесами в его гористой части и «гнилым» болотом Сиваша у северо-восточных берегов. Важным аргументом в пользу Крыма следует считать часто повторяемое арабами утверждение, что остров был весьма населенным, конкретно даже говорилось о ста тысячах жителей. Трудно сказать, насколько можно доверять этому числу, но даже близко сопоставимого населения не могло быть ни на одном из конкурентов Крыма, будь то остров Рюген или тем более островок Рюрикова городища.
В контексте упоминания «острова руси» арабские географы подчеркивали, что все свои походы и набеги русь совершала только и исключительно на кораблях. Именно эта особенность начальной руси дала основание А. Никитину назвать ее «морской пехотой». Кстати, Никитин очень едко высмеивал своего «краеведа», изобразившего в ПВЛ молодого Святослава этаким кочевником Дикого поля, всю жизнь проводящим на коне вместе со своей дружиной. На самом деле, множественные утверждения арабов о неумении руси сражаться верхом подтверждает и Лев Диакон при описании доростольского сражения, в частности, касательно конкретно Святослава и его войска. Поэтому вряд ли стоит принимать всерьез любые гипотезы аланского или тюркского происхождения начальной руси. Трудно представить себе кочевников-мореходов. И уже полный абсурд — степняки, не умеющие воевать верхом.
Чтобы покончить с «центрально-европейской» русью, необходимо вернуться к еще одному тезису А. Никитина о якобы разной руси Вещего Олега и Старого Игоря. Под давлением неопровержимых аргументов Никитин не мог не признать, что русь Игоря, а также и русь Святослава — это русь крымская. Но в попытке сохранить свою гипотезу центрально-европейского происхождения руси, он отделяет от нее русь Вещего Олега. Главный аргумент Никитина — якобы европейское происхождение «Его Светлости». Однако вынос мифической личности Вещего Олега за рамки реальной русской истории лишает Никитина главного аргумента. А второй и последний его довод — наличие в договоре 911 года упоминания некой «чужой земли», на которой русь и византийцы обязаны оказывать друг другу помощь, — вообще нельзя рассматривать в качестве аргумента. Почему-то Никитин подразумевал эту «чужую землю» обязательно лежащей между греческой и русской землями. То есть, на самом деле понятно почему. Это позволило ему отодвинуть русскую землю подальше от Византии, разумеется, в удобном для него северо-западном направлении. Но из текста договора никак не следует, что упомянутая «чужая земля» должна разделять Русь и Византию. По букве и смыслу договора она могла лежать где угодно, куда доплывают византийские и русские корабли, хоть на краю света. Наоборот, то значительное место, которое занимает в договоре «морское право», говорит о том, что обе высокие договаривающиеся стороны — морские державы. А этой посылке вполне соответствует крымская, но никак не центрально-европейская локализация Руси того времени. Попутно еще раз хочется подчеркнуть, что и не днепровская.
Так что на самом деле нет никаких оснований отделять русь 10-х годов от руси 40-х или 70-х годов X века, и еще меньше оснований относить русь 911 года подальше от морей вглубь европейского континента. Вся начальная русь IX — это русь крымская. Другое дело, что уже в первой четверти X века она чувствует себя как дома и в Поволжье, и на Каспии, и на Кавказе и даже в Подунавье. В частности, Ибн Фадлан был убежден, что встреченные им в 922 году в Волжской Булгарии купцы руси приплыли туда с верховьев Волги, и располагал Русь севернее Булгара. Но, что характерно, он слыхом не слыхивал ни о Киеве, ни о Днепре.
КРЫМ ИЛИ ПРИДНЕПРОВЬЕ?
Не знаю наверняка, но вряд ли в Крыму найдены какие-либо археологические свидетельства присутствия там в IX–X веках скандинавов. Викинги практически не оставили археологам «норманнских» следов нигде в Европе. Они слишком быстро адаптировались и ассимилировались, либо, чаще всего, еще быстрее «делали ноги». Но договор 911 года, если это не «липа», от начала до конца сфабрикованная киевскими «краеведами», что выглядит невероятным, дает твердые основания полагать, что скандинавы в IX веке достигли Крыма и, встретившись там с местными готами, образовали тот самый симбиоз, который положил начало народу «русь». В этом симбиозе готский субстрат дал новому этническому образованию местную основу и местные приморские базы, которые вероятно располагались на всех трех оконечностях Крыма[135], а скандинавский суперстрат, бесспорно привилегированный и лидирующий, дал новому народу «пассионарность», благодаря которой русь быстро вышла на европейскую арену и заставила говорить о себе. Означенный симбиоз позволил «нищим, не имеющим национальности» остаткам крымских готов поднять голову и громко заявить о себе под новым именем, а викингам-скандинавам — возможность быстро укорениться на Черном море, где имелись великолепные возможности для их самореализации.
Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 72
