Она останавливается, чтобы стряхнуть снежинки с ресниц.
Я был не прав. Эта мысль мертвым грузом лежит на душе, камнем вины за то, что я с такой злобой напустился на Джун, когда она пыталась объяснить мне все это в подземном убежище. А каких мерзостей я ей наговорил! Я думаю о странной тревожной рекламе, которую видел здесь, о трущобах для бедняков, о разочаровании, которое испытал, узнав, что Колонии вовсе не тот безупречный мир, каким представлял их мой отец. Вот к чему сводится его мечта о сверкающих небоскребах и лучшей жизни.
Я помню свою мечту, когда все кончится, бежать в Колонии с Джун, Тесс, Иденом. Начать новую жизнь, оставить Республику в прошлом. Может быть, я стремился убежать не туда, хотел спастись не от того? Вспоминаю все свои столкновения с военными. Свою ненависть к Андену и всем, кто вырос в богатстве. Потом представляю себе трущобы, в которых вырос сам. Я ненавижу Республику? Я хочу ее краха? Но только теперь до меня доходит: я ненавижу законы Республики, но саму Республику люблю. Я люблю ее людей. Я делаю это не для Президента, я делаю это для них.
— А громкоговорители на Капитолийской башне все еще подключены к уличным экранам? — спрашиваю я у Каэдэ.
— Насколько мне известно — да, — отвечает она. — Столько неразберихи в последние сорок восемь часов, что вряд ли кто-то заметил перемонтированные провода.
Я поднимаю взгляд на крыши, где в ожидании стоят истребители.
— Ты не хвастала, когда называла себя хорошим летчиком? — спрашиваю я.
Каэдэ пожимает плечами и усмехается:
— Я лучший летчик.
Постепенно у меня вызревает план.
Мимо пробегают еще двое солдат. На сей раз меня охватывает беспокойство. Эти солдаты, как и предыдущие, сворачивают в проулок, из которого пришли мы с Каэдэ. Я проверяю, нет ли еще солдат, а потом спешу в темноту улицы. Нет, нет. Только не сейчас.
Каэдэ следует за мной по пятам.
— Что там? — шепчет она. — Ты стал белее снега.
Я оставил ее одну в таком месте, которое считал безопасной гаванью. Оставил на съедение волкам. И если с ней что-то случится из-за меня… Я перехожу на бег.
— Думаю, они спешат в госпиталь, — говорю я. — За Джун.
Джун
Я резко прихожу в себя, поднимаю голову, осматриваю комнату. Видение с Метиасом исчезает. Я в палате, Дэя нигде не видно. Глубокая ночь. Кажется, мы уже были здесь. Я смутно помню Дэя сидящим у моей кровати, потом он выходит на балкон, приветствует ликующую толпу. Теперь его нет. Куда он ушел?
Хоть я и плохо соображаю, но через секунду понимаю, что меня разбудило. Я в комнате не одна. Здесь еще с полдесятка солдат Колоний. Высокая женщина-солдат с длинными рыжими волосами держит меня на прицеле.
— Она? — спрашивает женщина, не опуская винтовки.
Военный постарше кивает:
— Да. Не знал, что Дэй прячет солдата Республики. Перед нами не кто иная, как Джун Айпэрис. Самый знаменитый гений Республики. Корпорация «Дескон» будет на седьмом небе. Эта пленная стоит кучу денег. — Он холодно улыбается мне. — Ну, детка, скажи нам, куда отправился Дэй.
Прошло шестнадцать минут. Солдаты связали мне руки за спиной временными наручниками. В рот засунули кляп. Трое стоят у открытой двери в палату, остальные дежурят у балкона. Я издаю стон. Хотя жар прошел и суставы не болят, голова еще кружится. Куда делся Дэй?
Один из солдат говорит в микрофон:
— Да. — И после паузы: — Мы переведем ее в камеру. «Дескон» получит от нее немало полезной информации. Как только задержим Дэя, отправим его на допрос.
Другой солдат держит открытую дверь ботинком. Я догадываюсь: они ждут каталку, чтобы можно было меня увезти. Значит, у меня есть две-три минуты, чтобы освободиться.
Я сжимаю зубами кляп, подавляю тошноту и проглатываю его. Мои мысли и воспоминания смешались. Я моргаю — не могу понять, не галлюцинация ли это. Республика финансирует Патриотов. Как же я не поняла раньше? Так все было очевидно с самого начала — дорогая обстановка в помещениях, легкость, с которой Рейзор перебрасывал нас из одного места в другое.
Я смотрю на солдата, который говорит в микрофон. Как мне предупредить Дэя? Он, вероятно, ушел через балкон; когда вернется, меня здесь не найдет, а его будут ждать солдаты, чтобы увезти на допрос. Они даже могут решить, что мы — шпионы Республики. Я без конца перебираю колечко из скрепок.
Колечко из скрепок.
Мои руки замирают. Я медленно снимаю колечко с пальца у себя за спиной и пытаюсь раскрутить скрепки. Один из солдат кидает на меня взгляд, но я закрываю глаза и издаю тихий стон. Он возвращается к разговору. Я распрямляю скрепки, из которых сплетено колечко. Шесть переплетений каждой скрепки. Раскручиваю две первых. Потом распрямляю остальные и сгибаю в некое подобие (как мне хочется надеяться) буквы Z. От этих движений руки начинают болеть.
Вдруг один из солдат у балкона замолкает и смотрит в окно. Он некоторое время обшаривает глазами улицы. Если он и засек Дэя, то Дэй, вероятно, снова исчез. Солдат оглядывает крыши, потом теряет к ним интерес и возвращается в прежнее положение. Из коридора доносится разговор и безошибочно узнаваемый стук колес по плиточному полу. Они везут сюда каталку.
Нужно поторопиться. Я вставляю в замок наручников одну, потом вторую согнутую скрепку. Руки мучают меня, но нет времени дать им отдых. Я осторожно шарю скрепкой в замке, чувствую, как она прикасается к внутренним деталям, наконец находит рычажок. Поворачиваю скрепку, пытаясь отвести рычажок.
— «Дескон» с подкреплением уже в пути, — бормочет солдат.
В этот момент я двигаю вторую скрепку, и замок еле слышно щелкает. Два солдата и медсестра появляются с каталкой, останавливаются в дверях, потом идут ко мне. Замок отпирается, я чувствую, как наручники с тихим звоном спадают с рук. Солдат вперяет в меня свои молочно-белые глаза, недовольно кривит губы. Он замечает почти невидимую перемену в моем лице, звон наручников он тоже уловил. Он переводит взгляд на мои руки.
Если я собираюсь бежать, другого шанса не будет.
Я резко перекатываюсь через край кровати и вскакиваю на ноги. Словно волна, накатывает головокружение, но мне удается не упасть. Солдат, держащий меня под прицелом, выкрикивает предупреждение, но ему не хватает скорости. Я изо всех сил пинаю каталку, и она переворачивается, сбивая с ног одного из военных. Меня пытается схватить другой, но я делаю обманное движение, и мне удается уйти от него. Я устремляю взгляд на балкон.
Там все еще стоят трое солдат. Они кидаются на меня. От двух мне удается ускользнуть, но третий хватает меня за плечи, фиксирует шею и бросает на пол. У меня перехватывает дыхание. Я бешено сопротивляюсь, пытаясь освободиться.
— Не двигаться! — вопит один, другой пытается защелкнуть наручники у меня на запястьях.
