– Я представляю. – Она помолчала. – Грэм опять спрашивал о тебе.
– Вот как?
Я перевела взгляд на окно. Я ничего не говорила им о той ночи, которую мы провели вместе, и уверена, что он тоже. Мне было неловко, я не хотела, чтобы они подумали, будто я плохо отношусь к их другу.
Джек снова заплакал.
– С ним нужно пойти погулять. На свежем воздухе он успокоится, – сказала я.
– А не могла бы… – Она помолчала, потом продолжила: – Не могла бы ты с ним выйти? Я бы полчасика побыла одна, дух перевела.
Я вскочила, комната начала опрокидываться, угрожая сбросить Джека с его матрасика.
– Нет, не думаю, Люси.
– Хорошо. Не переживай. Я же так просто, пришло в голову. Я понимаю, у тебя дела.
– Нет, что ты. Не в этом дело…
Я не могла подобрать слова, руки бессильно повисли вдоль тела. Мне хотелось крикнуть: «Я же теряю детей, ты разве не знаешь?» Вместо этого я стояла, сжав губы, и молчала.
– Бет, спасибо тебе в любом случае. – Она вдруг догадалась: – Если хочешь, давай погуляем с ним вместе.
– Ты действительно доверяешь мне его? Ты готова? – выдохнула я.
– Ну конечно. О чем речь?
Она показала жестом – это же не твоя вина, Бет, и мне захотелось оправдать ее доверие.
Я сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться, и сказала:
– Я пойду.
Люси надела на него стеганую курточку, шапочку, усадила в дорогущую коляску в форме корзины и пристегнула ремнями.
– Ну как, ты в порядке? – спросила она.
– Да, да. Можешь спокойно переводить дух. Видишь, – я взялась за ручку коляски, – мы в полном порядке. Правда, Джек?
Мы оказались на улице, дверь за нами закрылась. Мы с Джеком смотрели друг на друга в свете холодного серого дня. Накрапывал дождь, дорожка намокла.
На улице Джек, как я и предполагала, перестал плакать. Очутившись на свежем воздухе, он и думать забыл про свои пустяковые болячки и предался созерцанию мира, который проплывал мимо коляски, пока ее колеса оставляли две параллельные линии на дорожке. Я мысленно успокаивала себя, а вслух подбадривала разными словами: «Вот так мы гуляем, запросто и в свое удовольствие. Мы просто вышли прогуляться, чтобы мамочка могла отдохнуть. Она устала». Я пыталась заглушить другой, мерзкий голос, который твердил: «Потеряла одного ребенка, можешь потерять и другого. Моргнешь, на секунду отвернешься – и он исчезнет в эту секунду».
Мы прошли две, три улицы. Дома стали походить один на другой. Я подумала, что пора возвращаться. «Прекрати. Вы гуляете всего пять минут», – отругала я себя. Джек высвободил ручку из-под одеяла и помахал мне. Рукавичка слетела и повисла на веревочке. Впереди виднелись яркие синие конструкции игровой площадки, о которой упоминала Люси.
Я никогда не была на ней, тут стояло совершенно новое, прочное оборудование, покрашенное в цвета «Лето». Когда мы ехали, я чуть не задела мешки с собачьими какашками, которые кто-то повесил на перила.
– Вот почему люди так поступают, Джек? Хулиганы, правда же? – Я разговаривала для поднятия духа.
На площадке никого не было, я подвезла коляску к качелям, вытерла краешек своим шарфом и присела. Джек был прикован к коляске ремнями, как узник. Рискнуть, что ли? Я встала, огляделась вокруг. Мы были одни. Мои пальцы немного дрожали, когда я отстегивала пряжки, вынимала его из коляски и сажала себе на колени.
– Привет, Джек! – Я улыбнулась ему, он агукнул и потянул ручки к моим волосам, радуясь обретенной свободе.
Я пыталась найти в его синих глазах, в его крепеньком носике черты Люси или Пола, но никакого сходства не находила.
– Значит, ты у нас ни в кого не пошел, ты сам по себе, да?
Как странно, думала я. Вот новый человечек, который почти часть меня через Пола, а он совсем не знает Кармел. В нем нет никаких следов ее. Когда он подрастет, ее имя будет для него звучать как имя сказочного персонажа. Он станет взрослым, мир будет вертеться, жизнь будет продолжаться. Что-то мелькнуло перед глазами, словно будущее замаячило, и пропало.
– Может, я даже позвоню Грэму, – сказала я. – Что ты думаешь об этом?
Он ткнул в меня пальчиком, и я рассмеялась:
– Да нет, ты прав, я, конечно же, пошутила.
– У вас обоих такой довольный вид, – заметила Люси, когда мы вернулись.
Она была в платье, волосы аккуратно собраны в конский хвост.
– Да, так и есть. Скоро мы опять пойдем гулять, – сказала я. – Если ты не возражаешь. Дадим тебе отдохнуть.
Залезая в свою машину, чтобы ехать домой, я чувствовала в себе какую-то звенящую энергию, которая даже вызывала тревогу. Это ощущение, которое возникло, когда я держала Джека на руках, как будто ослабило тугой узел, затянутый на моем сердце, и мне стало легче дышать.
43
Дедушка говорит: «Айдахо – последнее место на земле, где человек может жить свободно. Власти тут не чинят препятствий».
По его тону, когда он говорит про власти, которые чинят препятствия, ясно, что ничего хорошего в этом нет. Поэтому мы приехали сюда. А еще потому, что он хочет отделаться от пастора Монро, я это точно знаю. Пастор Монро вообразил, что он начальник над дедушкой. Я знаю, потому что дедушка мне как-то сказал:
– Он хочет забрать тебя, мы должны держать ухо востро.
– Так почему ты не скажешь ему, что ты мой дедушка? – спрашиваю я.
Но дедушка только закрывает глаза руками, как будто ему невыносима даже мысль, что меня могут забрать.
Никакой пастор Монро нам больше и не нужен, потому что денег у нас теперь навалом. Доллары не умещаются в полую Библию, торчат из нее. Мы даже обложку не можем закрыть. Дороти прячет доллары у себя под подушкой, а потом поглаживает ее, как будто баюкает ребенка.
Я смотрю в поле, а растения как будто кивают мне и Мелоди, которая сидит рядом на лестнице. Что-то такое есть в солнечном свете, в покое природы вокруг, отчего я чувствую себя счастливой. Сначала я даже не распознаю это чувство, так долго жила без него. На мгновение я испытываю чувство вины от того, что счастлива, хотя мама умерла, но я знаю, как она хотела всегда, чтобы я была счастлива, и от этой мысли мне снова становится хорошо.
Вдалеке я вижу старого фермера. Мы остановились на его поле. Он подходит к Дороти, протягивает ей оранжевый горшок с крышкой:
– Ужин для вас и вашей семьи.
Он взглядывает на меня, и я замечаю в его глазах страх.
– Ну, как она? – спрашивает Дороти.
Прошлым вечером я ходила возлагать руки на его жену. Ее кожа была сухой и шершавой, как лист старой бумаги. В доме пахло очень странно, а когда я рассказала об этом Силвер, она захихикала и сказала: «Свинячий корм». Я не поняла, что она имеет в виду, пока не увидела у них в саду сегодня утром свинью.
