— Но, если она выйдет за него, нам придется уехать из Польперро, — сказала Федерика, чувствуя приступ паники.
— Да, а вот это уже проблема, — согласился он.
Лицо Федерики снова вытянулось в унынии.
— Я не вынесу отъезда. Я полюбила это место, — хрипло выдавила она.
— Насколько мне известно, Молли и Эстер тоже не захотят, чтобы ты уезжала.
— Что же мне делать?
— Ты ничего не сможешь поделать. Но, будь я на твоем месте, — высокомерно заявил он, — я бы поговорил с мамой и прямо спросил о ее намерениях.
— Но я не могу признаться, что подслушивала.
— Почему нет? Я постоянно этим делом развлекаюсь. Тут нет ничего плохого. Если люди не желают, чтобы их услышали, они должны принять соответствующие меры предосторожности, чтобы никто их не подслушал. Так что это их собственная ошибка. Артур не только скучный, но и тупой, — сказал Сэм, не переносивший ограниченных людей в принципе.
— Думаю, что я смогу с ней поговорить.
— Конечно, ты сможешь.
— Но проблема в том, что ее интересуют только разговоры о Хэле. Не уверена, что мне удастся на нее повлиять.
— О Боже, — возмутился Сэм, укоризненно качая головой. — Некоторые матери обожают сыновей в ущерб прочим членам семьи.
— Но только не в вашей семье.
— Разумеется, нет. Наша мама слишком высоко витает в облаках, чтобы отдавать кому-то предпочтение. Ты ведь знаешь, она не совсем от мира сего и каждый раз выглядит несколько удивленной тем фактом, что мы все у нее есть. Я иногда думаю, что если бы ей сообщили, будто нас доставил в этот мир аист, то она бы поверила. Она вообще не помнит о том, как мы родились. Так что мы не перестаем изумлять ее.
— Ваша семья — самая замечательная из всех, которые я встречала. Я бы очень хотела иметь такую семью, — с тоской в голосе произнесла она.
— Свои собственные проблемы всегда кажутся сложнее, чем у других, поскольку ничего не знаешь о прошлом других людей. Поверь мне, у каждой семьи припрятан свой скелет в шкафу. Я уверен, что ты бы очень удивилась, узнав о некоторых из наших проблем, — сообщил он и рассмеялся.
Но Федерика ему не поверила. Она усомнилась даже в том, что они вообще имеют представление о проблемах.
— Полагаю, что желание мамы выйти замуж вполне естественно, — сказала Федерика, срывая подснежник и вертя его между пальцами.
— Каждому человеку нужен кто-то, — философски заметил Сэм.
— Кроме папы. Ему вообще никто не нужен.
— Ты никогда не говоришь об отце. Это потому, что тебе стыдно за него?
Федерика не стала бы отвечать на такой сугубо личный вопрос никому другому, но она доверяла Сэму.
— Да, — ответила она, разрывая цветок на мелкие кусочки. — Я так хотела бы, чтобы у нас была нормальная семья. Такая, как ваша. Когда я была маленькой и мы жили в Чили, папа обычно гулял со мной по берегу, или мы отправлялись в Вину, чтобы полакомиться сэндвичами с палта и погреться на солнышке. Мы ездили в гости к родителям отца в Качагуа. Было так хорошо. Хотя он и нечасто появлялся дома, но каждый его приезд заставлял меня буквально парить в облаках, и еще я всегда знала, что, уехав, он обязательно вернется. В шкафах отца висели его вещи, а на полках в гостиной стояли его книги. Повсюду в доме находились свидетельства его незримого присутствия. А сейчас нет ничего. Видишь ли, в Вине каждый знал Рамона Кампионе. Он широко известен в Чили как знаменитый писатель, поэт, и все считают его очень умным и талантливым. Я так гордилась им. А здесь никто даже не слышал о нем. Если бы не его письма, я сама могла бы подумать, что все это выдумала.
— О Феде, — вздохнул он. — Мне так жаль. Это просто ужасно. Ты никогда не выдавала своих чувств и не говорила о нем, поэтому мы полагали, что с тобой все в порядке. Что же тебе теперь делать? С его стороны было просто чудовищно так предать тебя.
— Неужели на самом деле можно все так легко забыть?
— Он забыл, поскольку, вероятно, его мучает чувство вины, когда он вспоминает о своем проступке. В этом смысле это легкий выбор в виде тотального уклонения от воспоминаний.
— Я всегда возводила его на пьедестал! — воскликнула она.
— Никто не застрахован от падения, Феде. Даже Рамон.
— Но семь лет — это нечто большее, чем просто беспечность, — возразила она.
— Неужели действительно так долго? — спросил Сэм, испытывая по отношению к ней глубокое сочувствие. Сейчас она напомнила ему одного из раненых питомцев его матери.
— Да. Обычно он регулярно писал. Но вот уже шесть месяцев я не получаю от него писем, хотя продолжаю постоянно ему писать. Боюсь, что однажды я тоже его забуду. Но мне не хочется, чтобы я не узнала его, когда в один прекрасный день он появится. — Ее голос снова задрожал, когда горло сжалось от печали. Пытаясь сдержать слезы, она очень широко открыла глаза. — Мне следует злиться на него, но я не могу. Я хочу только одного — чтобы он вернулся домой.
— Ты можешь поговорить об этом со своей мамой? — спросил Сэм, подвигаясь ближе к ней и обнимая ее.
— Смогу. Но мама очень ранима. Она ненавидит папу, поэтому я не могу упоминать его имя в доме. Хэл его вообще не помнит. Артур сейчас для него стал отцом в большей степени, чем папа раньше. Но для меня он никогда не будет отцом, никогда, — всхлипнула она, и слезы наконец прорвали ее оборону и потекли по щекам.
Сэм старался успокоить ее, обнимая за плечи, а также дал ей самый лучший совет, который только мог придумать.
— Поговори с мамой. Нет ничего хуже неопределенности. Ты не знаешь наверняка, собирается ли она сказать «да» занудному Артуру, и ты не можешь знать, если она даст согласие на брак, что это будет означать для тебя лично. Ты обязана это выяснить. Возможно, в ее планы вовсе не входит отъезд из Польперро.
Федерика утвердительно кивнула головой и засопела.
— Я спрошу у нее.
— Хорошо. Обязательно дай мне знать, что она скажет.
— Я это сделаю.
— Ты должна запомнить, что можешь приходить и говорить со мной в любое время, — сказал он. — Эстер — хорошая подруга, но иногда полезней совет взрослого человека. Особенно если тебе не удастся поговорить с мамой. Каждому человеку нужен кто-то, с кем можно откровенно поговорить.
— А с кем ты советуешься?
— С Нуньо или с отцом. В основном с Нуньо.
— А он разве не слегка с приветом?
Сэм улыбнулся.
— Он эксцентричный, но вовсе не сумасшедший. В сущности, он самый умный человек из всех, кого я встречал. Он научил меня значительно большему, чем я получил в школе. Он гораздо мудрее, чем может показаться со стороны.
— Хотела бы я стать мудрой.
— Когда-нибудь так и случится. Но никто не сможет научить тебя мудрости. Тебе могут дать знания и предупредить, чтобы ты не повторяла чужих ошибок, но в общем, чтобы набраться мудрости, нужно накопить жизненный опыт. «Считается, что горе делает нас мудрее», как сказал лорд Альфред Теннисон.
