Меня передернуло. Я представила, как сальные руки тянутся к моему горлу, как сальный живот перегораживает мне путь. Мне стало так противно, что я решила ни за что не рассказывать об этом случае командиру.
— Да, у нас даже нет оружия! — пробормотала я. — Телефон у тебя?
— Нет, в каюте!
— И мой — в каюте. Бежим туда! — сказала я. — Надо срочно звонить Краге!
Мы ринулись по лестнице, стараясь не стучать. Стояла глубокая ночь. Корабль спал. Дежурные несли свою вахту. Не встретив никого, мы забежали сначала в мою каюту. Телефона там не оказалось.
— Я так и думала! — сказала я.
— Почему ты так думала? — на ходу спросил Перов, пока мы бежали к его каюте.
— Не знаю! Просто предчувствие!
Мы добежали до каюты командира и ворвались, тяжело дыша. Чарли встретил нас тихим ворчанием, и мы успокоились. Подняв голову, пес насторожил уши, но скоро опять положил ее на лапы. В каюте командира мобильного телефона тоже не было.
— Черт! — выругался Перов. — Ничего не понимаю! Я положил его на столик буквально полчаса назад. Здесь оставался Чарли. Его никто не мог взять!
Мы перерыли все, даже карманы куртки — мобильника не было.
— Я не понимаю, — сказала я. — Ты сходил на берег и не брал телефон?
— Да брал я его! Брал! — ответил Перов. — Я потом вернулся и положил вот сюда! Допустим, собака могла запустить в каюту постороннего, но разрешить взять мою вещь она не могла! — он сказал это вполне уверенно, но я почему — то засомневалась, вспомнив, как Чарли трусливо поджал хвост возле трюма с крокодилом.
— Нет, одно дело крокодил, — словно подслушав мои мысли, продолжал Дима, — животное опасное и более крупное, чем собака, и другое дело — человек! — тут он внезапно остановился и, словно озаренный догадкой, продолжал, — а может, здесь был не человек?
— Ты еще скажи, что крокодил по твоему мобильнику хотел в Африку позвонить? — рассмеялась я.
Чарли открыл один глаз и посмотрел на нас, словно прислушиваясь. Потом улегся снова. Мы сели на диван.
— Так что ты хотел сказать? — спросила я.
— Когда?
— Когда в прачечной говорил о Ромашкине, что тебе что — то там кажется?
— Мне кажется, что я его видел на палубе, когда тебя вытаскивали! С уверенностью сказать не могу, но, думаю, другие ребята могли бы вспомнить.
— А — а! — разочарованно протянула я. — Подведем итог. Телефонов у нас нет. Оружия — тоже. Преступник достал что — то, что представляет для него ценность. Зачем?
— Затем, что он собирается это что — то передать каким — либо образом на большую землю! — ответил Перов. — Либо спрятать понадежнее здесь! Меня настораживает другое. Почему исчезли именно наши телефоны? Значит, он нас подозревает?
— Не обязательно. Исчезли наши телефоны, потому что нас нет в каютах. И что же теперь делать? — спросила я.
— Этот трюк с телефоном кажется мне абсолютно лишенным смысла! — добавил Перов. — С корабля без буксира не выберешься. Вплавь сейчас плыть слишком холодно. Лодка наша раздав… А лодку — то нам как раз заменили. Кстати, на буксир я тоже могу сесть вместе с предполагаемым убийцей и сообщить лично. К тому же, я могу воспользоваться телефоном капитана или командным средством связи!
— Не пойдешь же ты ночью будить капитана! Тем более, что у нас никаких доказательств. Одни подозрения! — возразила я — как видно, у меня на сегодняшний день была намечена роль возражателя.
— Вот оно! — воскликнул командир. — Вот оно! Преступник хочет выиграть время! Или? Или еще проще! Ему нужны наши контакты! У тебя записан следователь?
— Нет, конечно — звонки неизвестного.
— Надо что — то срочно предпринять! — воскликнула я в нетерпении.
— Не торопись! — охладил мой пыл Перов. — Посмотри внимательно, что произошло. Он нашел то, что хотел? Нашел! — сам себе ответил Перов, уже не ожидая моих ответов. — Он знает, что мы его видели?
— Не знает! — обрадованно воскликнула я.
— И это главное! — ответил Перов. — Пусть мы не знаем, кто преступник! Но он не знает, что мы видели, как он что — то доставал из тайника. А теперь спать! Я тебя провожу! И непременно запрись изнутри! — приказал командир.
Утром, против обыкновения, ничего не произошло. И даже медведи мне не снились, как было накануне. И даже капитанова жена не кричала под окнами. Уж лучше бы она кричала! А то корабль как будто вымер! Я спустилась в кают — кампанию, но и здесь ничего не изменилось. Кок Иван Иваныч улыбался, как и прежде, широко и бездушно. Такую улыбку принято называть не то американской, не то голливудской. «Один черт!» — сказала бы моя первая бабушка. В воздухе по — прежнему, витал дух хорошего кофе, но мне почему — то его совсем не хотелось. Я, между прочим, вообще люблю чай!
— Ну, что, поговорили с Ромашкиным? — подмигнул мне Иванец, и мне сегодня его лицо показалось каким — то зловещим.
Нет, положительно, все сегодня не так! — окончательно утвердилась я в мысли и все — таки стала пить дурацкий кофе.
— Поговорила! — через некоторое время ответила я.
— О чем же они спорили?
— Кто?
— Да водолаз с механиком!
— У кого больше командировочные!
— Что? — удивился кок. — Я же говорю вам, что они ругались! — возразил он, словно возмущаясь моей бестолковостью. — А — а! — с досадой махнул он рукой и отошел подальше.
Скоро на камбуз притрусил завхоз.
— Кофеечек! — пропел он, потирая крохотные ручки и не скрывая счастливой улыбки.
«Он потому счастлив, — подумала я, — что пшена оказалось на 30 грамм больше, чем продавцы взвесили».
Капитан же вошел важно, под руку со своей женой.
— Сонечка! Я принесу! — усадил он ее, пододвинув стул за ее спиной, как в ресторане.
«Нашла себе мальчика на побегушках, — подумала я, — и всю жизнь пьет из него соки! А он? Не одну бы всадницу посадил на свою шею, так другую!»
Вскоре появился «вестовой» — инженер Саша Комаров.
— Весь корабельный цвет собрался здесь! — сказал он такую изысканную фразу, что ее могла оценить только жена капитана, которая не замедлила одарить очаровательного Сашеньку милостивой улыбкой.
«О, и этот — туда же! — сказала я себе. — Ему не светят генеральские погоны, но он на всякий случай льстит!»
Матрос Владимир Мисюра пришел один.
— Заболел наш кот Василий! — сказал он коку. — Пусть отлежится! Наткнулся на гвоздь в темноте и распорол себе бок. Где он только гвоздь нашел?
Вместе появились трюмные Николай Кравец и Гена Киреев. Они молча сели за стол и молча стали жевать, оба, как видно, отличались хорошим аппетитом.
