«Чертовщина! Полная чертовщина! – подумал Полуянов, оставшись в одиночестве за пластиковым столом. Он чувствовал, что привычный ему мир перевернулся всего за какую-то неделю. Давно ли с Сергеем они сидели на берегу реки? А кажется, прошло лет десять».
Крадучись, Полуянов зашел в прорабскую и позвонил домой жене:
– У меня завтра дела на стройке. Штольцу здесь так понравилось, что он решил заночевать.
– Хорошо. Знаю, тебе нравится бывать на родине, – спокойно ответила жена. Ни раздражения, ни подозрения в ее голосе он не услышал. – Ну что ж, пока. До завтра.
– До завтра.
Марина стояла на крыльце вагончика с полотенцем, переброшенным через плечо.
– Солнце садится красиво, – она пальцем, как это делают дети, указала на горизонт. Пока комары не налетели, надо искупаться.
– Я пойду с тобой.
– Боишься, что утону?
– Надеюсь, ты начнешь тонуть, а я тебя спасу.
Марина поджала губы.
Они спустились к реке. В этом месте течение подмыло берег, и под отвесным обрывом желтел небольшой песчаный пляж. Вода весело журчала, переливалась по скатанным камушкам.
– Не смотри на меня, – приказала женщина, – я купальник не взяла. – Антон отвернулся. – Знаю, ты все равно будешь подглядывать.
Полуянову пришлось закрыть лицо руками.
Он слышал, как шуршит одежда, затем послышался плеск воды.
– Когда я скажу «три», можешь открывать глаза. Раз, два, три!
Антон обернулся. Марина была уже на середине реки. Она пыталась плыть против течения, но получалось, что стояла на месте. Сквозь чистую, прозрачную воду в лучах закатного солнца Антон видел кружевное белье на ее теле.
– Заходи, не бойся. Вода хоть и холодная, но, если двигаться, согреешься.
Полуянов быстро разделся, забежал в воду.
Марина судорожно раздвигала воду руками.
Она уже замерзла, зубы у нее стучали, но смотрела весело.
– Давай, плыви. Правда, интересно? Гребешь, гребешь, а остаешься на месте. А если не грести, пропадешь, течением унесет, – она говорила очевидные вещи. Антон пристроился рядом с ней и тоже раздвигал воду руками. – Ты был когда-нибудь на море? Там все по-другому, там вода глубокая и страшная. А я боюсь, когда нет дна, – губы женщины уже посинели, зубы выбивали дробь.
– Ты совсем замерзла. Простудишься, надо выходить.
Марина упрямо мотала головой:
– Если двигаться, то согреешься. Давай наперегонки, – и она сменила стиль, поплыла кролем. Тонкие загорелые руки выскальзывали из воды, с брызгами врезались в нее. Голову женщина держала опустив в воду. Волосы мгновенно намокли.
.. Антон догнал ее, обхватил рукой, прижал к себе.
– Ну что ты делаешь? Куда спешишь?
Марина замерла, ее руки, подхваченные течением, безвольно вытянулись вдоль тела. Полуянову даже показалось, что женщина лишилась сознания. Он прижал ее к себе, обнял, гладил по мокрым волосам, шептал:
– Марина…
Он еле касался каменистого дна пальцами ног, течение сносило его. Антон обнимал холодные плечи, скользил ладонями по спине. Он бережно запрокинул голову Марине. Ее глаза оставались закрытыми, синие губы плотно сжатыми. Он поцеловал ее. Сперва просто коснулся, а потом раздвинул языком затвердевшие ледяные губы и почувствовал, что Марина ответила ему. Ее язык, неожиданно теплый, дрогнул, губы постепенно теплели, размягчались. Антон поджал ноги, и течение понесло их к пятачку пляжа.
Когда они оказались на сухом песке, Марина вся дрожала, сидела обхватив ноги руками, уткнув лицо в колени. Полуянову казалось, что она то смеется, то плачет, но на самом деле ей было просто холодно.
– Не здесь… – шептала женщина, когда Антон пытался уложить ее на песок. – Не здесь… Пойдем ко мне, у меня есть строительный вагончик, там большая широкая кровать.
Антон сгреб ее одежду, подхватил женщину на руки и понес по залитому сумраком лугу. Антон ни разу не остановился, хотя руки уже затекли. Он боялся спугнуть то, что возникло вновь между ним и Мариной.
Под ногами шелестела трава. Затем громыхнули железные ступеньки вагончика. Ветер уже обсушил тело, влажным оставалось только белье и волосы.
Антон уложил Марину на кровать, раздел, накрыл одеялом и подоткнул его со всех сторон так, как делала мать, когда он был еще маленьким. Марина свернулась калачиком, сунула под голову руки и затихла.
– Не трогай меня.
Антон сидел, гладил ее по мокрым волосам и тихо приговаривал:
– Спи. Спи…
Он даже принялся мурлыкать какое-то подобие колыбельной, не помня ни слов, ни мелодии.
Марина уснула.
Антон разделся и прилег рядом, боясь потревожить ее спокойный сон.
«И снова строительный вагончик, кровать…» – подумал он, глядя в расчерченный деревянными планками потолок.
Глава 16
В отдельном кабинете огромного сверкающего «Боинга», летящего из Нью-Йорка в Москву, расположились специальный агент ФБР Питер Нехамес и доктор Мартин Хосе Рибера. Моложавый Сухощавый агент ФБР был одет в джинсовый костюм. Его спутник представлял полную противоположность: двухметровый грузный негр в белом костюме. Доктор откинулся на кожаную спинку дивана, забросил ногу за ногу и стал беззвучно перебирать в толстых пальцах мелкие янтарные четки с золотым крестиком.
Перед агентом ФБР Нехамесом стоял открытый портативный компьютер, окруженный пачкой «Мальборо», пепельницей и большой чашкой уже остывшего кофе. Сигарета дымилась. Иногда агент ФБР делал глоток, глубоко затягивался и вновь погружался в работу.
На мониторе его ноутбука одна за другой возникали фотографии. Только человек с крепкой психикой мог так спокойно и бесстрастно всматриваться в жуткие картины недавнего прошлого – Обгоревший автобус, обугленные тела детей.
– Доктор Рибера, – резко раздавив сигарету, обратился к дремавшему негру специальный агент ФБР.
Негр открыл глаза, сверкнув белками глаз.
Толстые его губы плотоядно зашевелились, пальцы же при этом продолжали меланхолично перебирать янтарные камешки четок.
– Как вы считаете, Лос-Анджелес девяносто шестого – это тоже его рук дело?
Губы негра сжались, пальцы замерли, лишь золотой крестик продолжал покачиваться.
– Без сомнения, – густым голосом произнес доктор Рибера.
Такой же, как и на четках, крестик, только в два раза меньше поблескивал на лацкане его белого пиджака.
– А мы столько лет голову ломали. Если бы не вы…
