– Да, финансирование малого бизнеса – дело рискованное. Во Франции ведь сложно открыть новое дело?
– Оно потребовало бы огромных вложений… для кого-то, – объяснил Тонтон Фабиан. – А он у меня талантливый пекарь. Сейчас вот как раз закончил обучение.
– Позволь мне слегка подвинуть тебя, Тонтон, – произнес Сильван, протягивая руку к своему ножу. – Мне нужно нарезать лимоны для лосося. Ах да… будь добр, загляни, пожалуйста, в погреб, посмотри, нет ли там еще crème fraîche?[153]В холодильнике я не нашел.
Дядя Тонтон удалился, выразительно взглянув на племянника, а Кэйд, приподняв бровь, удивленно посмотрела на Сильвана.
– С тобой часто ведут подобные разговорчики на вечеринках? – тихо спросил Сильван, чтобы не ставить своего дядюшку в неловкое положение перед остальной родней.
– Какие именно?
– Часто ли незнакомцы пытаются склонить тебя к финансированию их проектов?
– Конечно. А о чем еще могут говорить люди с незнакомцами на вечеринках?
– Ну, во Франции обычно о еде.
Кэйд рассмеялась.
– Что ж, понятно, тогда я соединила обе темы в одном разговоре. – Она закончила резать грибы и стала мыть руки. – Однако он поднял интересный вопрос, – продолжила Кэйд. – Boulangers, fromagers[154], шоколатье – вероятно, кустарное пищевое производство нуждается в том же, в чем нуждаются другие, – людям хочется вкладывать деньги в таланты ради процветания искусства. Быть спонсорами.
– Спонсорами? Ты имеешь в виду нечто вроде того, что noblesse oblige?[155]
– Спонсоры помогают развитию искусства.
– Меня лично никто не опекал, – заметил Сильван. – И я тоже не испытываю в этом потребности по отношению к кому-либо.
– Тебе и не нужно, – раздраженно произнесла Кэйд, не понимая, что ее раздражение – признание его таланта.
Сильван подавил улыбку, сжав зубы, чтобы никто не заметил, как распирает его дурацкая гордость. Но его отец, проходивший мимо и услышавший слова Кэйд, многозначительно улыбнулся.
– Не могу поверить, что ты привез ее сюда! – возмущенно заявила Маргерит Маркиз сыну, позвав его во двор покурить.
Сильван не курил. В то время, когда начинали курить все подростки, он увлекся шоколадом. Он слишком дорожил своим тонким обонянием.
– Ты не забыл, что эта женщина обокрала тебя? И мне, видите ли, нужно любезничать с ней?
В гостиной присутствующие еще толпились вокруг закусок, но Натали уже пыталась включить музыку.
– Хотя бы постарайся, мама.
На самом деле Кэйд внешне восприняла спокойно едва прикрытую враждебность матери Сильвана. Означало ли это, что ей наплевать на то, как его мать относится к ней, или просто она ожидала худшего?
– А мне она понравилась, – неожиданно заявил его отец.
Маргерит бросила на мужа негодующий взгляд.
– Juste parce qu’elle est jolie?[156]У него бывали подружки и посимпатичнее, тебе не кажется? Но они не вспыхивали как маков цвет от его взглядов, добиваясь желаемого, а просто флиртовали в приличной манере. Не похищали его сердце.
– Мне нравится, что она высокого мнения о нем, – спокойно ответил Эрве.
– Tu penses![157]– Сильван пристально глянул на отца, удивляясь, как его отец мог заметить то, что ему не удалось.
Сильван почувствовал, что краснеет. Вот черт, этого еще не хватало. На глазах родителей.
– И мне нравится, что она так рисковала из-за него. Тюрьмой, публичным скандалом. Что она говорила тебе, Марго? Что иначе она не могла никак привлечь его внимание?
Сильван вздрогнул, точно его ударило током.
– Верно, – признала Маргерит, склонив голову. – Откровенное преступление – безусловно, мелодраматический поступок, – произнесла она с видом римской императрицы. – Хотя и грубоватый. Неужели в ее стране женщинам некому преподать науку флирта?
– Она стремилась завоевать меня, – весело заметил Сильван. – А что, она правда говорила, что сделала это для привлечения моего внимания? А не ради моего шоколада?
Мать с досадой посмотрела на него.
– Тебе хочется жить с разбитым сердцем?
– Нет. Не хочется.
– Ты понимаешь, что сам во всем виноват? – обратилась Маргерит к мужу.
– Я раз двадцать говорил ему, что необходимо повысить охрану его кондитерской.
– Да при чем тут кондитерская? В том, что он остался таким naïf[158]в восприятии женщин! Ты и сам такой же.
– Знаешь, – сказал Эрве сыну, – я не хотел рассказывать тебе кое-что о твоей матушке, пока ты не повзрослеешь, но она была и остается… весьма difficile[159].
– Я и не думала привередничать, – возразила Маргерит. – Все получалось само собой.
– Может, я и наивен, но мне нравится твоя Кэйд, – произнес Эрве.
Его Кэйд… Сильван задумался, как сама Кэйд может отнестись к такому притяжательному местоимению.
– Она поняла, как дипломатично обойтись с твоей матерью, легко поддерживала разговоры о международных сделках, а пару минут назад спокойно спустилась в кишащий пауками погреб, чтобы помочь нам достать шампанское, и она умеет вовремя вставить нужное слово. Отличный набор качеств. По-моему, нашей семье удалось освоить только одно из них – смелость в извлечении шампанского.
– Как раз я обошлась с ней дипломатично, – раздраженно заявила Маргерит. – Просто на всякий случай.
Сильван, перехватив взгляд матери, слегка улыбнулся.
– На какой, интересно, случай?
Мать негодующе фыркнула, недовольная дотошностью ближайших родственников.
– На тот случай, если она окажется… достойной. – Обиженная тем, что ее вынудили признаться в том, что она практично рассматривала некоторую возможность, Маргерит погасила окурок и гордо удалилась, намереваясь найти собеседников, чьи вопросы не будут вызывать у нее досады и раздражения.
Отец и сын посмотрели ей вслед.
– Разве я кажусь тебе наивным? – спросил Эрве у сына.
– По мнению матери, а самому-то мне откуда знать? – отозвался тот.
– Ладно… Не смогу гарантировать, что твое сердце не будет разбито, но по крайней мере на сей раз это будет взаимным. Вынужден признать, Похитительница Шоколада достойна тебя.
