Миновала добрая половина дня, когда Кэтрин заметила указатель на одном из многочисленных пересечений дорог, которые они проезжали с утра. Кэтрин не знала такой деревушки, они с Фелисити точно не проезжали мимо Мейденхеда во время путешествия в Ипсуич.
Может быть, Грэнби вез ее другой дорогой, но Кэтрин предположила, что у него, как обычно, имелся тайный план, и вез он ее не в Уинчком, а совсем в другое место.
Спустя час Грэнби увидел верхушку крыши поместья Фоксли. Когда карета въехала на подъездную аллею, посыпанную гравием, он издал громкий вздох облегчения. Они дома. Как это чудесно! Или по крайней мере как будет чудесно, когда он усмирит свою разбушевавшуюся жену и заставит ее опять довольно замурлыкать.
Едва карета остановилась, Кэтрин спрыгнула на землю. Ей не было нужды спрашивать, где она находится. Она уже все поняла – Фоксли. Родовое поместье графа Грэнби. Ее муж оказался таким же ловким и, соскочив с кучерского места, схватил ее за руку.
– Куда ты намерена сбежать на этот раз?
– Подальше от тебя, – ответила Кэтрин, намереваясь потребовать от него вразумительных объяснений.
Она пыталась вырваться, но напрасно.
– Успокойся, любовь моя, ты устала от путешествия, и тебе нужно подкрепиться. Мой повар хорошо заваривает чай.
Кэтрин открыла рот, решив, что наконец-то пришло время высказать ему все, но тут дверь парадного входа величественного здания открылась, и к ним по ступеням шел дворецкий.
– Бриггз, представляю тебе новую графиню. Она познакомится с остальными слугами позже. Пусть ко мне в комнату принесут еду. Мы устроим поздний обед.
– Я всего лишь временная графиня, – сказала дворецкому Кэтрин. – Я пообедаю в одной из комнат для гостей. Подойдет любая, только не спальня его светлости.
– Она слишком утомилась, – объяснил Грэнби. Дворецкий смотрел на них, и его глаза расширились, когда он заметил попытки Кэтрин вырваться из рук мужа. – Хороший сон восстановит ее силы.
После этих слов Кэтрин почувствовала, как Грэнби поднял ее и перекинул через плечо, словно мешок с мукой.
– Отпусти меня!
– Ну же, дорогая. По традиции муж должен перенести жену через порог своего дома.
Он поднялся по ступеням до двери.
Кэтрин молотила его по спине кулачками, выкрикивая в адрес Грэнби проклятия. Рука ее мужа легла ей на ягодицы, и раздался звук увесистого шлепка. Кэтрин больше не вырывалась.
– Отпусти меня. Я здесь не останусь. Ни за что.
– Ты останешься там, где я захочу, – ответил Грэнби столь спокойным тоном, что Кэтрин поняла: он не шутит. – В этом доме ты проведешь всю свою жизнь. Прими это, и у меня никогда не возникнет повода шлепать тебя по твоей красивой попке.
Они миновали два лестничных пролета и оказались в длинном коридоре, покрытом ковром. Потом супруг внес Кэтрин через дверь спальни и бесцеремонно бросил ее на широкую кровать.
Она попыталась встать, выкрикивая новую порцию нелестных слов в адрес мужа, но он не обратил на них никакого внимания. Прежде чем Кэтрин смогла слезть с кровати, Грэнби уже оказался наверху, удерживая ее и смеясь.
Он смеялся!
Это оказалось последней каплей. Кэтрин взвилась, силясь наконец вырваться, но у нее не хватило на это сил.
– Перестань, – наконец произнес он. – Успокойся.
– Ты целовался с ней! – закричала Кэтрин. – Я видела вас на веранде. Я видела, как ты обнимал ее.
– Я ее не обнимал, – возразил Грэнби, надеясь объяснить ей, как все произошло. – Я не прикасался к ней, это она прикасалась ко мне.
Кэтрин презрительно фыркнула.
– Леди Олдершоу ничего не значит для меня. Мужчина, которого интересуют другие женщины, не получает специальную лицензию на брак и не посылает глубокой ночью своего друга, чтобы разбудить члена городского магистрата. Я женился на тебе, потому что я хочу быть только с тобой.
Кэтрин отвернулась и закрыла глаза. В такой ситуации муж, как она полагала, должен был принести ей гораздо более серьезные извинения.
Грэнби глубоко вздохнул и, набравшись храбрости, выпалил:
– Я люблю тебя.
Он удивился тому, как легко оказалось произнести эти слова, когда в сердце действительно была любовь.
Кэтрин не двигалась и не смотрела на него.
– Я люблю тебя. С самой первой встречи на дороге я понимал, что это будет именно так. Я влюбился в тебя, влюбился серьезно. Меня не интересуют другие женщины. И целовать я буду только твои губы. И ласкать я буду только твое тело.
Кэтрин медленно повернула голову и посмотрела на него – в эти невероятно голубые глаза. То, что она увидела в них, успокоило ее. Да, в них была любовь, и она изливалась на нее, больше не замутненная гордостью, – чистая и глубокая.
– Поклянись.
– Клянусь, – сказал Грэнби. – Я люблю тебя, Кейти.
Она поморщилась, услышав, как обратился к ней муж. Он засмеялся.
– Я хотел назвать тебя так с того момента, когда ты зашипела на меня как кошка, которой ты, впрочем, и являешься. Но я знал, что тебе это не понравится.
– Да, мне это не нравится. Так что, если ты опять назовешь меня Кейти, я буду не только шипеть.
– М-м, звучит интригующе.
Он долгим влюбленным взглядом посмотрел ей в глаза, а потом улыбнулся той очаровательной озорной улыбкой, от которой сердце Кэтрин всегда начинало гулко биться.
Их губы встретились, мгновенно согреваясь от теплого прикосновения. Грэнби целовал ее со всей силой страсти. Их дыхание слилось воедино. Они оторвались друг от друга только для того, чтобы сорвать с себя одежду. Подсмеиваясь друг над другом за поспешность, они раздевались, не беспокоясь, куда швырнут свои больше не нужные им вещи.
А потом мужское и женское тела соприкоснулись – и это было блаженством. Грэнби еще раз поцеловал Кэтрин, укладывая ее на спину, смотрел на нее, изумляясь тому, что эта прекрасная женщина на самом деле принадлежит ему. И только ему.
Обнаженная Кэтрин лежала на простынях, беззастенчиво позволяя ему смотреть на нее, вбирать взглядом каждый дюйм ее тела, ждущего его прикосновений.
Пальцы Грэнби начали свой чарующий танец, мягко двигаясь, изучая ее, словно у них все происходило в первый раз. И наконец, когда Кэтрин почувствовала, что больше не может вьщержать этих завораживающих прикосновений, губы мужа присоединились к его пальцам, и она опять застонала.
Лежа на подушках с закрытыми глазами, с пылающим от страсти телом, Кэтрин позволяла ему делать с собой все, что он хотел. Он искусно возбуждал ее, и Кэтрин, тая от наслаждения, открылась ему, раскинув ноги, приглашая его к высшему акту наслаждения.
