– Несите леди наверх, милорд, – проговорил хозяин. – Вторая дверь слева. Я скажу жене, чтобы она поставила котел на огонь.
Комната была маленькой, но чистой, и там стояла латунная кровать с матрасом. Кэтрин зашевелилась, когда муж положил ее, но не проснулась. Ее растрепанные волосы волнами обрамляли лицо. Даже во сне она была необыкновенно красивой, и Грэнби, не удержавшись, осторожно поцеловал ее в лоб, вернее, лишь прикоснулся ко лбу губами.
Ему нужно было поесть, выпить кружку самого лучшего эля и принять ванну. Как только он все это сделает, то закажет то же самое своей темпераментной жене. А пока ей следовало выспаться.
Когда Кэтрин проснулась, в комнате стемнело. Молодая женщина резко вскочила, а потом вспомнила, что случилось, прежде чем она заснула в карете. Теперь, оказавшись в одиночестве в незнакомой комнате и незнакомом месте, Кэтрин подумала, всегда ли ее жизнь отныне будет отравлена теми снами, от которых она пробудилась. Снами, полными сожаления о том, что она никогда не сможет жить с человеком, которого любит.
Не зная, который час, Кэтрин встала с кровати и распахнула ставни, закрывавшие окно. На улице все замерло, кроме движущихся пятен лунного света и легкого ветра, который осторожно покачивал листья на верхушках деревьев. Стояла тишина.
Потом Кэтрин вышла из комнаты в коридор. Все двери были закрыты. Пройдя на цыпочках к лестнице, она выглянула из-за ограждения и посмотрела на общую комнату постоялого двора. Там находился Грэнби. Он сидел за угловым столом, и перед ним стояла кружка эля. Интересно, о чем он сейчас думал? Испытывал ли ее муж те же сожаления, что и она? Или расценил ее поведение как реакцию избалованной женщины, эгоистки, решившей полностью подчинить его?
– Вот вы где, миледи, – раздался грубоватый голос за ее спиной. – Я как раз несла вам поднос.
Кэтрин повернулась и увидела женщину лет пятидесяти. Она была в белом переднике и безупречно выглаженном коричневом платье. Женщина представилась – ее звали миссис Шейн.
Кэтрин улыбнулась жене хозяина и спросила:
– Вы несете чай?
– Горячий, с добавлением корицы, – ответила миссис Шейн. – А еще печенье и пирог с начинкой из куропатки. Милорд сказал, что вы очень проголодались.
Кэтрин кивнула:
– Да, очень.
– Тогда пойдемте, – сказала миссис Шейн. – Или вы желаете присоединиться к супругу?
– Нет-нет, я лучше поем в своей комнате. А потом приму горячую ванну, если это возможно.
– Вилли уже греет котлы. Ванная комната в конце коридора. Она самая обычная, предупреждаю вас, но там есть большая медная ванна и мягкие чистые полотенца.
Поев и помывшись, Кэтрин почувствовала себя гораздо лучше. Она не хотела выяснять отношения до тех пор, пока не решит, что ей говорить. Поэтому Кэтрин вернулась в комнату, которую Грэнби снял для нее, и закрыла дверь на щеколду.
Остаток ночи она провела в тяжких раздумьях. На глаза ее то и дело наворачивались слезы, но Кэтрин старалась держать себя в руках.
Однако в конце концов она не выдержала. Уткнувшись в подушку, Кэтрин разрыдалась. Вся боль и горечь, которые она подавляла в себе с той минуты, когда увидела мужа рядом с другой женщиной, поднялись в ее сердце и перелились через край.
Выплакавшись, Кэтрин почувствовала себя немного лучше, словно освободилась от мучительной боли, терзавшей ее душу с тех пор, как она покинула Бедфорд-Холл. Когда больше не осталось слез, она затихла на кровати и лежала, глядя в потолок широко раскрытыми покрасневшими глазами. Кэтрин пыталась привести в порядок свои мысли, пыталась разобраться в своих чувствах и прийти к какому-нибудь решению. К окончательному решению.
Ранним утром Кэтрин решила, что совершила ошибку. Вместо того чтобы бежать, ей следовало выцарапать глаза леди Олдершоу.
Она поступила так, как не хотела бы. Она испугалась и стала слабой, устрашилась того, что могла потерять единственное, в чем нуждалась, – будущее вместе с любимым человеком.
Что ж, больше такого не повторится. Кэтрин собиралась спуститься вниз и потребовать от Грэнби объяснений. Потом она скажет ему нечто такое, что он еще долго не забудет ее слова. А дальше все зависело от того, как поступит ее муж.
Кэтрин сошла вниз, но вместо Грэнби увидела только хозяина гостиницы и его жену.
На завтрак дали кашу, печеные яблоки и большую чашку горячего чая, которая должна была придать сил любому путешественнику. Кэтрин как раз благодарила миссис Шейн, супругу хозяина, за гостеприимство, когда вошел граф.
Он был одет так же, как и накануне, но все равно оставался самым красивым мужчиной, которого когда-либо видела Кэтрин.
– Коляска ждет нас, – сказал Грэнби, склоняясь в традиционном поклоне. – Мы прибудем домой в середине дня.
Кэтрин посмотрела ему в глаза. Они светились радостью, и молодая женщина предположила, что Грэнби лишь забавляло ее упрямство. Хорошо, пусть забавляется. Она не станет выяснять отношения при посторонних. То, что Кэтрин собиралась сказать мужу, предназначалось только для ушей Грэнби.
– Домой. Звучит очень мило, – улыбаясь, ответила Кэтрин. Ничего страшного, если ее муж будет и дальше думать, что она ненавидит его.
Грэнби помог ей сесть в карету, и Кэтрин приняла его руку.
– Спасибо, – обронила она.
– Не за что, – ответил Грэнби. В его взгляде зажегся огонек. Кэтрин выглядела сегодня утром замечательно, но он еще не был готов захлопнуть ловушку.
– Я вижу, что ты так же рад освободиться от меня, как и я от тебя, – попробовала поддеть его Кэтрин. – Что ж, тем лучше.
Но Грэнби не стал глотать приманку.
– Наслаждайся путешествием в одиночестве, – сказал он и закрыл дверцу кареты.
Они выехали со двора, и Кэтрин в растерянности замерла. Утро началось не так, как она себе представляла. Чтобы все окончательно испортить, ее муж начал петь – и это было совсем дурно.
После двадцати минут прослушивания сомнительной мелодии, которую, как полагала Кэтрин, он выучил в борделе, она постучала по крыше кареты, требуя, чтобы Грэнби прекратил петь, иначе у нее заболит голова. В ответ ее муж начал петь еще громче.
Это было уже слишком. Он намеренно вел себя дерзко и бесчувственно. Кэтрин закричала, чтобы он остановил карету, но вместо того, чтобы сбавить скорость, Грэнби помчался вперед еще быстрее.
С каждым поворотом колес кареты ярость Кэтрин возрастала, пока она не почувствовала, что внутри у нее вот-вот взорвется вулкан.
– Довольно! – крикнула она мужу. – Немедленно остановись и дай мне выйти.
На этот раз он вообще ей не ответил. Следующие десять минут Кэтрин разбиралась с дверью. Когда она открылась, Грэнби закричал, чтобы Кэтрин перестала вести себя как избалованный ребенок. Она хотела домой, и именно туда он ее вез.
