— Что за новости?
Дрю подошел к столику красного дерева и взял последний выпуск «Рокки-Маунтин ньюс».
— Прочитай-ка это, друг мой.
Ночное Солнце взял газету и быстро просмотрел заголовки.
— Нет. Боже, только не это!
Дневной туман начинал рассеиваться над Пресидио. Старший сержант Берт Халлаган, потрясенный только что прочитанным посланием, надел форменную фуражку и вышел из телеграфной конторы. Не слыша пронзительных криков чаек, Халлаган направился к гарнизонному коменданту, генералу Томасу Дарлингтону, недавно назначенному на этот пост.
Вытянувшись по стойке «смирно», он щелкнул каблуками сапог и отсалютовал генералу.
— Телеграфная депеша из Вашингтона, сэр, — отрапортовал Халлаган, протягивая сообщение.
— Вольно, сержант. Как продвигается сражение с этим предателем индейцем Желчным Пузырем?
— Боюсь, не очень хорошо. — Халлаган кивнул на послание, которое Дарлингтон держал в руке. — Вчера на закате солнца во время атаки против Желчного Пузыря смертельно ранен генерал Уильям Кидд.
— Боже! — воскликнул Дарлингтон. — Не может быть! Генерал Кидд был… Армия не имела права рисковать таким опытным военным стратегом.
Тяжело опустившись на стул, генерал Дарлингтон уткнулся в письмо.
— Боже милостивый, даже не верится! — Его лицо выразило возмущение, когда он, дважды перечитав послание, поднял глаза на сержанта. — А что же Желчный Пузырь? Он…
— Он разбит наголову и сдался в плен, сэр.
— Надеюсь, краснокожий ублюдок уже повешен. Мой бывший начальник, генерал Кидд, был одним из лучших офицеров.
— Да, сэр.
Генерал Дарлингтон тяжело вздохнул:
— Надеюсь только на то, что теперь генерал успокоился. — Сэр?
— Его дочь похитили прошлым летом с вечеринки в моем доме в Колорадо. С тех пор генерал так и не оправился. — Дарлингтон стукнул кулаком по столу. — Я чувствую себя виноватым в смерти обоих.
— Полноте, генерал.
— Нет, сержант, если бы миссис Дарлингтон не устроила тот проклятый прием…
— Кстати, генерал, миссис Дарлингтон просила меня помочь с торжественным приемом, который вы устраиваете в субботу вечером. Я обещал узнать, согласитесь ли вы обойтись без меня один день на этой неделе.
— Что она хочет от вас, сержант?
— Не знаю, генерал. По словам миссис Дарлингтон, мне придется провести в вашем особняке на Телеграф-хилл почти весь день.
— Сейчас здесь нечего делать, — рассеянно откликнулся генерал, поглощенный мыслями об утрате Билла Кидда. — Если хотите, можете отправиться сегодня.
— Слушаюсь, сэр.
Тихим облачным днем усталый и взволнованный Ночное Солнце подъезжал к деревушке на Пороховой реке. Встревоженный необходимостью сказать Марти, что ее отец погиб от руки лакотского вождя, и еще больше страшась того, что ужасные новости могут повлиять на их отношения, он направился к своему жилищу.
Тотчас заметив золотистые волосы среди темных голов, Ночное Солнце спешился, бросил поводья сияющему мальчишке и пошел к любимой.
Будто почувствовав его присутствие, Марти подняла голову. Едва она увидела Ночное Солнце, губы ее беззвучно прошептали его имя, и Марти бросилась к нему. Он ждал, когда она приблизится.
Марти упала в его объятия.
— О мой милый, ты вернулся! Вернулся!
— Висинкала. — Он прижал ее к своей груди.
— Ночное Солнце, любовь моя, у меня грустные новости. — Марти отстранилась и взглянула на него. — Дорогой, Кроткая Олениха…
Он кивнул, уже зная, что услышит.
Крепко обняв Марти, Ночное Солнце молча повел ее в их жилище. Войдя в типи, он сказал:
— Висинкала, я тоже привез плохие новости. Любимая, твой отец погиб. Он убит в бою лакотским военным вождем во время стычки в Северной Дакоте.
— Мой папа… Нет! Боже мой, нет!
Обвив руками шею Ночного Солнца, она безудержно разрыдалась.
— Я люблю тебя, Висинкала, — промолвил он. — Мне очень жаль, что твоего отца больше нет. Скорблю, что нет моей бабушки.
— Да, да, — плакала Марти. — О мой дорогой! Какое счастье, что у меня есть ты! Обещай, что всегда будешь любить меня. Скажи, что я никогда не потеряю тебя.
— Никогда. — Поцеловав покрасневшие от слез глаза Марти, он осторожно опустил ее на постель из шкур. Держа любимую на коленях, Ночное Солнце укачивал ее, как ребенка. Она плакала от горя на его плече, а холодный дождь стучал по крыше типи.
Когда слезы иссякли, они улеглись на постель и тихо беседовали, делясь светлыми воспоминаниями об утраченных близких. Наконец усталая Марти промолвила:
— Это очень важно, правда, милый? Кроткая Олениха была твоей семьей, отец — моей. Теперь оба мертвы, и у нас нет…
— У тебя есть я, а у меня — ты, Висинкала. Вместе мы — семья.
Марти хотелось рассказать ему о предсказании Кроткой Оленихи, но, не вполне уверенная в том, что беременна, она проговорила:
— Да, милый, семья. Люби меня, Ночное Солнце.
На рассвете Марти продрогла и проснулась. Ночное Солнце, измученный долгой дорогой, спал. Стараясь не потревожить его, она осторожно вылезла из-под теплых шкур и задрожала от холода.
Марти надела платье и поднялась. Обувшись и бросив последний взгляд на спящего возлюбленного, Марти вышла в серый рассвет.
В деревне было тихо, индейцы спали в своих теплых типи. Марти обрадовалась. Она хотела одиночества и нуждалась в нем. Ей было необходимо провести несколько минут наедине с собой, чтобы проститься с нежно любимым отцом.
Взобравшись на высокий берег реки, Марти выбрала место под высоким выступом скалы и опустилась на колени. Затем сев на корточки, она взглянула на серое унылое небо Дакоты. Печаль и чувство утраты сдавили ей грудь.
Перед мысленным взором Марти встал образ крупного мужчины с тронутыми сединой волосами.
— О, папочка, как мне будет не хватать тебя! — Марти ощутила растерянность и одиночество.
Слезы навернулись на ее глаза. Она с тоской вспомнила, как надежно чувствовала себя в объятиях отца.
Краем глаза Марти заметила какое-то движение.
Она встрсвоженно огляделась. Солнце поднималось, разгоняя последние клочья тумана над скалами. Из дымки выступил Идущий-по-Следу, и лучи восходящего солнца осветили его широкое лицо. Он был при всех регалиях. Кожаная рубаха с бахромой была украшена узкими линиями бисера и яркими раковинами. Его седеющие косы были перевязаны меховой лентой, и в руках Таинственный Воин держал свисток из орлиной кости.
Идущий-по-Следу спустился к Марти и, глядя ей в глаза, торжественно произнес:
