– Ну…
Но не успел Алекс начать объяснения, как в библиотеку ворвался Джеймс. В бешенстве, с пистолетом в руке, он уставился на Алекса и рявкнул:
– Что вы сделали с моей сестрой?
– Мистер Дрейк, я полагаю? – отозвался Алекс, как всегда, невозмутимо.
– Джеймс! – рассердилась Ребекка. – Я не велела тебе приносить пистолет в дом. Убери его сию же секунду.
– Уберу, – ответил Джеймс, тщательно прицеливаясь, – когда узнаю, что он сделал с Эллен. Если он ее обидел, я выпущу пулю прямо в это черное сердце.
Услышав эту угрозу, Ребекка насмешливо фыркнула:
– Как это мелодраматично. Терпеть не могу эту грозную черту в твоем характере. Пора бы научиться сдерживаться, когда находишься в приличном обществе.
– Ребекка, – вмешался Алекс, – ты понимаешь, что вышла замуж за человека, разгуливающего повсюду с оружием в руках?
– Разве это не захватывающе? – ответила Ребекка.
Алекс вздохнул:
– Входите, мистер Дрейк, входите. Очевидно, нам нужно поговорить.
– Это твоя единственная возможность.
– Проваливай, Алекс, – пробормотал Николас.
Алекс продолжал, словно Николас ничего не говорил:
– А уж согласишься ты или нет, решать только тебе. Меня это ничуть не волнует.
Николас оглядел свою мрачную камеру – он отказывался называть ее комнатой, – в которой сидел под арестом. Кровать, бюро, кувшин и таз для умывания, ниша, в которой он мог пользоваться ночным горшком; но здесь было грязно, запахи вызывали тошноту, а звуки ужасали.
Благодаря положению Алекса Николаса поместили в частное крыло Бедлама, а не в тюрьму Ньюгейт. Николасу полагалось быть благодарным, но он не чувствовал признательности.
Он злобно уставился на Алекса, ненавидя его сильнее, чем прежде. Как так получалось, что тот всегда выкручивался? Николас всадил ему нож в живот, нож ушел по самую рукоятку, однако Алекс, как всегда, жив и командует всеми вокруг. Почему этот ублюдок не умер, как сделал бы нормальный человек? Неужели его ничем не взять?
– Убирайся отсюда, – повторил Николас, желая, чтобы его оставили в покое.
– Не уйду, пока ты не примешь решение.
Николас нервно потер рану, которая время от времени воспалялась. Он ни с кем не общался, поэтому не знал, какие ходят сплетни и слухи. К нему не пускали посетителей, хотя его тюремщик – или санитар, или кем он там считается – утверждал, что никто и не приходит.
А где Сюзетт? Она должна с ума сходить от беспокойства, и ему нужно вырваться из сумасшедшего дома и быть с ней, но он не знал, как это сделать. Его держали под замком, и освобождение зависело от Алекса, утверждавшего, что его назначили опекуном Николаса, но Николас не понимал, с какой стати. Он вовсе не сумасшедший! Пусть Алекс явился в суд и высказал там такое предположение, но как ему могли поверить?
По коридору пронесся жуткий вопль, и сразу несколько дюжин человек подхватили завывания. По всему зданию разносились крики человеческих страданий, и Николас передернулся. Как хорошо, что у Алекса есть деньги, чтобы поселить его отдельно от толпы! Боже! А если б Алекс не был богат? Если б Николаса поместили со всеми остальными? Что тогда? Нужно бежать отсюда и встретиться с Сюзетт. Николас готов согласиться на любые условия, лишь бы выйти из заключения.
– И чего ты от меня хочешь? – спросил он.
– Лидия все еще готова выйти за тебя, – ответил Алекс.
– Лидия! – Слишком быстро Николас снова о ней услышал. – Можешь прыгнуть со скалы. И она вместе с тобой.
– Ты уверен, что это твой окончательный ответ?
– Мне надоели твои разглагольствования.
– Отлично. – Алекс собрал принесенные с собой бумаги, сунул их в саквояж и повернулся к двери.
Николас запаниковал.
– Куда это ты пошел?
– Домой.
– Забери меня с собой.
– Нет.
Николас посмотрел на брата в надежде отыскать хоть намек на привязанность или братскую любовь. Должен же Алекс чувствовать долг семейных уз. Но брат смотрел на Николаса, как на чужого человека. Николас попытался улыбнуться.
– Ты же не собираешься… бросить меня здесь?
– Именно это я и собираюсь сделать.
– И надолго?
Алекс пожал плечами:
– Навсегда.
– Навсегда?! И ты утверждаешь, что это я сумасшедший?
– До сих пор я думал, что ты просто глуп и испорчен. Но недавно мне пришло в голову, что ты опасен.
– Опасен? Но это же… это же… нелепо!
– Тебе не разрешат выходить на улицу. Никто не знает, что еще ты можешь натворить, и я не собираюсь рисковать, вдруг ты ранишь еще кого-нибудь.
Николас разозлился, но вовремя подавил гнев. Нужно убедить Алекса, объяснить ему, что он просто все неправильно понял. Никто не убит. Все участники немного пострадали, но живы и здоровы. И к чему занудствовать?
– Слушай, – сказал он, – если ты о той женщине, Эллен Дрейк…
– Ее зовут Эллен Маршалл, и если ты еще раз упомянешь ее имя, я своими руками отрежу тебе язык, заткну его тебе в глотку и с удовольствием посмотрю, как ты задохнешься. На случай если ты не заметил, – Алекс подошел совсем близко, словно собрался пустить брату кровь, – я тебе напомню, что в этом заведении нет представителей закона, так что я могу сделать с тобой все, что угодно, и спокойно уйти.
Николас отшатнулся. По разъяренному лицу Алекса он понял, что тот не блефует. Может, он и в самом деле испытывает какие-то чувства к той маленькой потаскухе, кто знает?
Алекс направился к двери, и Николас перепугался. А вдруг брат уйдёт и никогда не вернется? Что, если он оставит его здесь гнить заживо, как и обещал?
– Скажи, что там насчет Лидии? – взмолился Николас. – Что я должен сделать?
Алекс остановился – слава Господу! – и обернулся.
– Ты женишься на ней. Прямо здесь. Прямо сейчас.
– Сейчас?
– Она ждет снаружи. С викарием. Обвенчавшись, вы сразу уедете в ее дом в Суррее. Ты будешь жить там – вместе с ней – и никогда не покажешь свою жалкую физиономию в Лондоне.
– А если я откажусь?
– Останешься в этой камере, пока не испустишь последний вздох, – и это гораздо больше, чем ты заслуживаешь. Я бы предпочел, чтобы тебя повесили.
– Так чего ж ты этого не добился?
– Хотел, чтобы все побыстрее закончилось. Эллен и ее брат и так слишком сильно пострадали из-за нас. Я не хотел, чтобы им пришлось страдать дальше.
Эллен! Эллен! Эллен! Николаса уже тошнило от нее! Почему она важнее всех остальных?