— Хочешь ли ты отвечать, — спросил он по-французски, — и веришь ли в то, что мы не хотим тебе никакого зла?
— Верю! — ответила Эрминия. — Вы мне зла не хотите; но то, что вы желаете для себя, сделает вам зло.
«Она — ясновидящая! — сообразил Соболев. — И они пользуются ее просветлением».
Он вспомнил рассказы о том, что если испугать ясновидящего во время его просветления, то с ним может случиться припадок, грозящий ему сумасшествием, а потому затаил дыхание; он видел, что и доктор Роджиери, и Бирон обращаются с Эрминией очень бережно, и ни один из них лично на нее не посягает.
Теперь все стало понятно Ивану Ивановичу: он понял, зачем Эрминия нужна была доктору Роджиери, ради чего она была спрятана в заколоченном доме, и почему она никогда не видела приезжавшего туда герцога. Бирон желал узнать от доктора Роджиери свою судьбу, а также получить совет относительно того, что ему делать, потому что его положение было очень затруднительно. Роджиери же, очевидно, нашел в Эрминии очень просветленную ясновидящую и пользуется ею для ответов Бирону.
Положение герцога было затруднительно потому, что здоровье государыни сильно пошатнулось: у нее были подагра и каменная болезнь. Со смертью Анны Иоанновны герцог видел неминуемость своего падения и не знал, как обеспечить себя.
— В чем же будет заключаться зло для нас? — спросил Роджиери, переглянувшись с Бироном, который кивнул ему головой.
— В том, что всякое возвышение неминуемо влечет за собой падение во имя закона равновесия.
— А, значит, возвышение будет?
— Да! — ответила Эрминия.
— Герцог возвысится еще более, чем теперь?
— Он будет почти императором…
— Это очень неопределенно! Постарайся посмотреть в будущее попристальнее!
Эрминия молчала.
— Сделай усилие, если тебе это не трудно! — сказал Роджиери.
Эрминия опять помолчала и потом проговорила:
— Он будет регентом.
— Что нужно сделать для этого?
— Нужно, чтобы была составлена петиция императрице.
— А она утвердит ее?
— О, да!
— От кого должна быть петиция?
— Ни от кого особенно; но чем больше подписей, тем лучше.
— Ты не устала?
— Нет.
— Кому поручить это дело?
— Миниху и Бестужеву.
«Поразительно! — подумал Соболев. — Она отвечает им по-французски, хотя не умеет говорить на французском языке, и называет Миниха и Бестужева, о которых едва ли имеет понятие».
— А они возьмутся? — спросил Роджиери.
— Возьмутся потому, что сами боятся потерять все вместе с герцогом, — ответила ясновидящая.
— А как скоро предстоит герцогу возвышение?.. Сколько пройдет до этого времени?
— Двенадцать дней.
— Через двенадцать дней герцог станет регентом?
— Да.
— А императрица?
— Ее не станет.
— Разве она так больна?.. Проверь себя! Ты можешь видеть сейчас императрицу?
— Я вижу ее. Она у себя в спальне, она улыбается. К ней входит…
— Кто?
— Сейчас… Ну, конечно, это — пани Мария… Она что-то начинает говорить… Государыне дурно… О-о!
С ней делается припадок… Бегите к ней… помогите… это — начало конца!..
— Вы слышали? — обернулся Роджиери к герцогу Бирону.
Но тот медлил.
— Идите же! — снова повторила Эрминия. — Или уже будет поздно, и вы упустите время!
Тогда герцог поспешно вышел из комнаты, а доктор Роджиери провел несколько раз руками над Эрминией, после чего она закрыла глаза и задышала ровно, видимо, погрузившись в безмятежный сон.
Итальянец вышел вслед за Бироном в потайную дверь, и Соболев слышал из тайника их удаляющиеся шаги по большой гостиной.
Соболев не мог выдержать.
«Будь, что будет!» — решил он, после чего вышел из тайника и наудачу попробовал отворить потайную дверь, также нажав кнопку в мраморном льве с левой стороны, потому что видел, как это сделал Бирон в комнате Эрминии, где был точь-в-точь такой же камин.
Дверь отворилась. Иван Иванович очутился возле Эрминии и, сам не зная, что делает, опустился пред нею на колени и взял ее за руки.
В это время все во дворце уже знали, что у государыни смертельный припадок ее болезни, и эта весть быстро понеслась по городу через курьеров, немедленно разосланных герцогом к разным лицам с приглашением немедленно явиться во дворец.
Ставрошевская, когда при ней начался припадок у Анны Иоанновны, кинулась звать на помощь и, собрав нужных лиц к императрице, сама отправилась в свои комнаты, чтобы предупредить находившегося там герцога и сказать Митьке Жемчугову, что она ничего не могла сделать, потому что императрица умирает.
Пока она шла к себе в обход по коридорам, Бирон с Роджиери успели выйти из потайной двери и направиться к императрице напрямик через парадные комнаты.
Ставрошевская подошла к комнате Эрминии и остановилась. Как предупредить герцога, она не знала: постучать, сказать что-нибудь в дверь?
И вдруг ей пришло в голову проникнуть сначала в тайник и посмотреть, что делается в комнате. Да и любопытно это было!
Пани Мария мигом очутилась в тайнике и увидела сидящую посреди комнаты Эрминию, а пред нею на коленях Соболева. Он целовал девушке руки, а она радостно говорила ему что-то.
Сначала Ставрошевская поразилась до испуга; но то, что было пред нею, или, вернее, пред ее глазом, который она приложила к отверстию, она видела так ясно, что в истинности видимого нельзя было сомневаться.
Тогда она, забыв об императрице, герцоге и обо всем, отправилась к себе за Митькой Жемчуговым, притащила его в тайник и сказала:
— Смотрите!..
Митька посмотрел и развел руками, увидев вместо герцога и доктора Роджиери в комнате Эрминии влюбленного в нее Соболева.
LXVIII. КОНЕЦ ТАЙНЫ ГЕРЦОГА
Когда настал конец тайне герцога, то есть она была узнана Соболевым и раскрыта им ближайшим друзьям, события пошли как бы с усиленною скоростью к развязке и распутались почти сами собой.
Грунька во всем призналась Жемчугову; да и трудно ей было не сделать этого, так как необходимо было объяснить, почему она привела Соболева в тайник.
Судьба Соболева и Эрминии определилась, как нечто уже предрешенное, и старик Угембло благословил дочь на брак с Соболевым с тем большей охотой, что, как было вычитано им в специальной книге, она с замужеством теряла дар ясновидения, присущий якобы только девственницам, и становилась таким образом вне опасности от доктора Роджиери.
