— Он должен знать свое место, — отрезал Хёгни.
Мы зло уставились друг на друга, а потом он развернулся и вышел, унося Гуторма с собой и задергивая завесу.
— Они уже все решили, — Сигурд произнес это так тихо, что я едва его расслышала. — Хёгни только что спел мою погребальную песню. Завтра они просто добавят в нее последний куплет.
Я схватила его за плечи.
— Значит, мы должны сегодня же уехать.
— Мужчине не пристало бежать от своей судьбы. Особенно если он создал ее сам.
— Может, мы что-то неправильно поняли…
— Вряд ли, — отозвался Сигурд почти без выражения.
Он мягко высвободился из моих рук и сел на наше ложе. Я нащупала его руку и попыталась снова поднять его на ноги, но он не двинулся с места. Тогда я упала рядом с ним на колени.
— Едем же. Умоляю тебя.
Он прижал пальцы к моим губам, и мы прислушались к странному звуку, доносившемуся из соседней спальни. Сначала мы не понимали, что это такое, но потом он усилился, и нам стало ясно: это Брунгильда. Она смеялась. Сигурд убрал руку от моего рта. Смех стих, но мы продолжали прислушиваться.
— Мы можем подождать здесь, пока все не уснут, а потом сбежим к твоему дяде, — торопливо проговорила я.
— А как же Хёгни, который спит у входа в спальню?
— Значит, дождемся утра. Уедем перед рассветом, пока все еще будут спать. Мы всю ночь будем караулить.
— Не получится, — сказал он почти безразлично.
— Должно получиться. Прошу тебя. Не отказывай мне в этой просьбе.
Сигурд ничего не ответил. Я не видела его лица, но хорошо представляла себе, что сейчас в нем больше не было страха. Скорее, она выглядело почти спокойно, будто живительная сила духа уже покинула его.
Мы долго сидели без движения, не прикасаясь друг к другу, не разговаривая. Потом опять раздался какой-то звук. Я затаила дыхание, чтобы прислушаться. Это ужасные рвотные потуги…
— Гуторм! — воскликнула я, вскочила и выбежала из спальни.
Факелы были уже загашены, и огонь чуть теплился в очаге. В его приглушенном свете я рассмотрела мать, склонившуюся над Гутормом. Его рвало. Хёгни спал или делал вид, что спит, устроившись на длинной скамье.
— Помоги, — прошептала мать, увидев меня.
Я помчалась за чашей для омовения и полотенцем, чтобы принести их матери.
— Свет, — сказала она, и я понеслась за лампой, зажгла ее возле очага и тут же вернулась к матери.
Гуторм стал дышать спокойнее, мать отерла ему лицо. Глаза его покраснели, Гуторм был возбужден и испуган. Совместными усилиями мы раздели мальчика, укутали в одеяло и уложили на лежанку матери. Мы молча смотрели на него до тех пор, пока он не задышал ровнее. Потом мать тихо заплакала. Я коснулась ее руки, чтобы утешить, но мать отдернула руку.
— Грязь, — прошептала она.
Я поднесла к луже лампу и стала вытирать ее тряпкой. От нее ужасно пахло, но то, что я увидела, испугало меня еще больше. В луже лежали комки какой-то плоти. Я еще сильнее приблизила лампу и увидела, что некоторые из них покрыты волосами, а некоторые — кожей. Волосы были похожи на волчью шерсть, а кожа определенно была змеиной. С ужасом и отвращением я отбросила тряпку. Я оглянулась на мать: та склонилась над спящим Гутормом. Ее плечи подрагивали от сдерживаемых рыданий. Я снова протянула руку к тряпке и закончила уборку.
— Мы должны уехать сегодня, — прошептала я, снова улегшись рядом с Сигурдом. — Они заставили Гуторма съесть плоть волка и змеи. Не знаю, что это предвещает, но точно ничего хорошего.
Сигурд не ответил. Его ровное дыхание говорило о том, что он крепко спал. Я хотела его разбудить, но потом передумала. Даже если мне удастся уговорить его бежать, сейчас для этого еще не время, потому что мать еще не спала. Она могла услышать нас и начать расспросы. А там проснулся бы Хёгни, да и Гуннар. Если они вообще спят…
Я смотрела в темноту, решив бодрствовать до тех пор, пока все точно не уснут. Тогда я подниму Сигурда и потребую, чтобы он бежал вместе со мной. Конечно, нам может не удастся пройти мимо Хёгни, но это наш единственный шанс. И я стала придумывать, как убедить Хёгни отпустить нас. Слова возникали в моей голове одно за другим, и на какое-то время я забыла о том зле, которое Гуннар и Хёгни сотворили с Гутормом. Но разум человеческий — величайшее из чудес, и, пока я придумывала способы уговорить Хёгни, мой разум вернулся к тому, что Гуторм съел какую-то отраву. Я слышала, что мужчины иногда едят плоть волка и змеи, совершая ритуал с заклятиями, позволявшими обрести ловкость и хитрость — свойства, которыми обладают эти звери. И если мои братья и так хуже любого животного, то в Гуторме нет ни капли зла. Наверное, поэтому его вырвало — чистота Гуторма отвергла колдовскую пищу.
Шло время, и вскоре я перестала слышать что-либо, кроме дыхания Сигурда, мое сердце билось с ним в такт. Разум мой освободился от страхов, сказалась усталость, и мне подумалось, что наш побег может подождать и до утра.
Потом изменился свет. Вернее, неясный свет подобно туману прокрался в темноту нашей спальни. «Наконец-то мне снится сон», — подумала я и тут же удивилась тому, что сплю, когда все вокруг в таком хаосе. Обернувшись на свет, я увидела Гуторма. Это меня обеспокоило, потому что хоть Гуторм и занимал большую часть моего времени днем, он почти никогда не являлся мне во снах. За ним я разглядела смутную вторую фигуру, женскую. Это была мать. Казалось, она возникала из самого света. Сначала медленно, потом быстро. Я решила, что на ней маска, но когда она подошла ближе, я поняла, что это гримаса ужаса, которая изменила черты ее лица до неузнаваемости. Оскаленный рот, выпученные глаза…
Я приподнялась на локте, чтобы рассмотреть ее получше, и тут увидела, что Гуторм держал в руках меч. И собирался его метнуть. В меня? Нет, он не обращал на меня никакого внимания. Его мертвый, не выражающий ничего взгляд, остановился на Сигурде.
Наверное, я вскрикнула, потому что Сигурд внезапно сел рядом со мной. В то же мгновение меч полетел. Сначала я услышала, как он рассекает воздух, а затем раздался звук, будто бы сломалась веточка. Меч вошел в тело Сигурда. Он быстро выдернул оружие и тем самым движением, которое я видела много раз, послал его обратно. Рассмотрев же того, кто на него напал, он застонал. Мать поймала Гуторма как раз в тот момент, когда меч вошел в его шею. Сигурд снова застонал и упал. На его тунике быстро расплывалось большое черное пятно, которое вскоре не оставило ни одного светлого участка. Я зажала рукой рану на груди Сигурда, чтобы не выпускать кровь из тела. Потом до моих ушей донесся звук, который я вначале приняла за звон, таким высоким он был. Потом поняла, что это кричит мать. «Что за странный сон, — подумала я. — Поскорей бы проснуться!» А потом я вспомнила те события, что предшествовали моему сну, и перестала ему удивляться.
Руки мои стали мокрыми от крови. «Какая теплая», — пронеслось в моей голове. Потом, утонув в душераздирающем крике матери и поддавшись ему, я начала кричать сама. Мне казалось, что если я буду кричать долго и громко, то обязательно проснусь, но я кричала и кричала, а сон все не кончался. Крик мой заполнил спальню и выплеснулся в зал, слившись с криком матери. И с той же быстротой кровь Сигурда покинула его тело. Потом появился еще какой-то звук, влившийся в наши с матерью крики. Я его уже слышала раньше и теперь даже замолчала, чтобы вслушаться и узнать. «Ах, да, — сказала я себе. — Это всего лишь Брунгильда. И она опять смеется».
