Все было чертовски сложно.
Когда мы, наконец, к вечеру попали в паб на рабочее застолье, то, конечно, ничего уже нельзя было исправить после того, как Марк в шутку предложил Адаму посрамить ребят из офиса, превзойдя их демонстративной покупкой шикарного букета цветов.
Адам сверкнул глазами в мою сторону. Я знаю, что выглядела побитой и виноватой, но что бы я могла сказать в тот момент? Он улыбнулся Марку и сказал: «Прости, друг», — и разговор продолжился, но я знала, что расплата может прийти позднее. Он не глупец и не тот человек, который просто проглотит это, ни о чем не спросив, даже если будет знать, что все, скорее всего, невинно.
Только сейчас не было чувства невиновности. Было чувство нечаянной измены. А в сочетании с тем, что мне предстояло рассказать Адаму о моем сегодняшнем импровизированном обеде с Джеймсом, неожиданно стало понятно, что нас ждет отвратительный разговор.
Дерьмо.
Обратно нас подвозила Шона, у которой выходные были смещены, и поэтому она не пила. В машине мы все вместе болтали о пустяках — о дорожном движении, о погоде, о разных разностях, — лишь бы заполнить тишину. Но потом мы оказались дома, и нервы у меня сплелись в клубок.
К чести Адама, надо сказать, он не позволил мне мучиться долго.
Я начала стаскивать пальто, а он пошел в кухню включить чайник, думаю, просто чтобы чем-то себя занять.
— Так что там за дела с этими цветами? — Он стоял ко мне спиной, поэтому я не могла сказать, насколько действительно непринужденно и небрежно он спрашивал, но голос у него был спокойный. Я тяжело вздохнула.
— Их прислал Джеймс.
Он сунул банку с чайными пакетиками обратно в буфет с большей силой, чем требовалось.
— Что-то я не припомню, чтобы ты приносила их домой. Когда это было?
Я колебалась.
— Месяц или два назад. В тот вечер, когда мы с Шарлоттой ходили на коктейли. Я отдала цветы ей, мне они были не нужны.
Он повернулся и посмотрел на меня, подозрительно и настороженно, и от этого я почувствовала себя отвратительно.
— Почему ты не рассказала мне?
В голове крутилась тысяча ответов. Я решила ответить без затей.
— Это казалось несущественным. Я почувствовала, что неуместно нести их домой, так что вместо этого отдала их Шарлотте. И просто не подумала об этом сказать.
— Неуместно? — Почему это звучало так тупо официально? — Шарлотта взяла их?
Я кивнула.
— И она знала, от кого они?
Я опять кивнула, правда, немного сконфуженно. Какое это имеет значение? Но его лицо явно говорило, что имеет.
— Итак, почему ты сказала ей и не сказала мне?
Я пожала плечами.
— Честное слово, я не придала этому значения. Не было у нас никакого разговора о них, я просто сказала ей, когда отдавала, — я подумала, что лучше не вдаваться в подробности, что специально молчала о них, пока она не села в такси, и поэтому у нее не было возможности порасспрашивать меня.
Он долго изучал мое лицо. От этого я нервничала. Подобные моменты, учитывая, как хорошо он знал меня, работали не в мою пользу.
— И все-таки почему он прислал тебе цветы?
Я вздохнула. Сейчас не было никакой возможности избежать этого разговора.
— Он просил меня о встрече, — я попробовала улыбнуться, но он не ответил на улыбку. — Естественно, я отказала.
Теперь его руки были скрещены на груди. Он выглядел не только раздраженным, но и расстроенным. Я хотела сделать как лучше, но ничего не приходило в голову, кроме того, что ему не понравится то, что я скажу. Тем не менее я должна была это сказать.
— Я видела его сегодня и рассказала ему о тебе. Как нам хорошо вместе. Насколько меня больше не интересует все, что касается его.
— Ты с ним виделась?! Где?
— Он пришел ко мне в офис, — я сглотнула, прежде чем продолжить. — Мы ходили на обед.
— У тебя было с ним свидание во время обеда? — спросил он неожиданно резко.
Нотки холодной злости в его голосе привели меня в бешенство.
— Конечно же, я ходила не на чертово свидание! Он шлялся поблизости от офиса и караулил меня, чтобы пригласить на обед. Я решила, что лучше пойти и просто сказать ему, что я лично не заинтересована в налаживании отношений.
— Точно? — было не похоже, что он поверил.
— Точно.
— А ты собиралась мне рассказать, что вы виделись на обеде?
Я чувствовала, как мой голос становится все более пронзительным по мере того, как меня охватывает злость, но ничего не могла сделать.
— Естественно, да.
Его смех был горьким.
— Как я могу тебе верить, если ты даже не сказала, что он снова объявился?!
— Как я могу тебе верить, если ты даже не сказала, что он снова объявился?!
Я запаниковала. Когда я росла, у нас дома в самом деле не было скандалов, и последствия такого воспитания заключались в том, что я ненавидела этот способ выяснения отношений. Я не знала, что сказать, ненавидя себя за то, что расстроила Адама, и чувствуя при этом жгучую несправедливость его слов и нарастающую тревогу. Но я не имела права сейчас все испортить.
— Нравится тебе или нет, но я просто не задумывалась об этом. Это не имело значения. Это и сейчас не имеет значения. Джеймс никак не влияет на мою теперешнюю жизнь, и, уж конечно, не влияет на нашу.
Лицо Адама перекосилось от эмоций, которые я не вполне понимала, но тон его голоса заставил меня вздрогнуть.
— Я считаю, что он как раз очень влияет на нашу жизнь. Хотя бы потому, что, когда мы начали видеться друг с другом, ты и близко не была к тому, чтобы быть с ним. Ты отступила в целях самосохранения, когда он тихо исчез, но явно все еще любила его. Помимо всего прочего, ты сама говорила это.
На мгновение я потеряла дар речи. Он ревновал. Это было глупо и странно; он знал меня слишком хорошо, мог понять мои чувства как никто другой, и все еще мог быть так безумно слеп!
— Это было сто лет назад, ты, чертов идиот! Ты что, считаешь, что я бы вступила в отношения с тобой, более того, съехалась с тобой и стала строить совместную жизнь, если бы втайне надеялась, что могу вернуться к другому мужчине?!
У Адама рот открылся от злости, которая звучала в моем голосе, но еще не наступило время перебить меня.
— Я люблю тебя, ты, недоумок! Мой мужчина — ты. Когда я просыпаюсь по утрам и вижу твою голову рядом на подушке, мир кажется прекрасным. Когда что-то идет хорошо или, наоборот, плохо, мое первое желание — поделиться этим с тобой. Я никогда не была такой искренней, никогда не говорила так откровенно, как с тобой. Ты заставляешь меня радоваться, — я понизила голос. — Я размышляю, на кого будут похожи наши дети, будут ли у них твои волосы или мои глаза. Я думаю о том, как мы будем стареть вместе, что мы будем делать, когда мои колени станут настолько скрипучими, что если я опущусь на них перед тобой, тебе придется помогать мне встать. Когда сейчас я думаю о своей жизни, то не могу даже представить ее без тебя. Ты для меня не резервный аэродром на случай, если я не встречу кого-то более подходящего. Ты — самый лучший. Ты — единственный. И я люблю тебя, придурок.
