«Делает ли Управление по контролю за продуктами и лекарствами свою работу?» Я начинала чувствовать себя конспирологом или как Осень, которой проще было поверить в существование НЛО, чем в правительственные заявления об обратном.
— Фирма «Родники Ориона» образовалась совсем недавно, базируется в Майами, — сказала доктор Чжоу, — Совет в курсе ситуации. Они могут позвонить тебе, чтобы ты дала показания.
— А где они вообще находятся? — спросила я.
— То здесь, то там. — Она говорила отрывисто, словно была занята. — Ты говорила с матерью? Твой отец вполне поправляется. Вчера он впервые прогулялся по пляжу.
— Вот это хорошая новость. — Я все еще опасалась звонить мае. Но если кто-то действительно прослушивал мой телефон, сегодня вечером они услышали достаточно.
Когда разговор закончился, я поклялась себе поговорить с Бернадеттой о приеме «В», хотя сомневалась, что от этого будет какой-либо толк.
Но Бернадетта в ту ночь домой не явилась. Я сходила в главный холл, где толклись студенты. Там ее тоже не было.
Ричард с подружкой (мы с ней посещали разные лекции, и я так и не выяснила, как ее зовут) сидели перед телевизором и смотрели хоккей. Он помахал мне.
— Джейси говорит, ты убеждаешь людей не пить воду, — сказал он.
— Бутилированная вода небезопасна, — осторожно ответила я.
— Бутилированная, водопроводная — любая небезопасна. — Он подался вперед, его пушистые волосы пронизал свет от телевизора. — Кто знает, что правительство подмешивает в воду? Клуб соцэкологов занимается этим вопросом больше года. Ты должна прийти на наше следующее заседание.
— Общественник из меня не очень, — ответила я, извинилась и ушла.
Я прошла по всем трем этажам корпуса, заглядывая в открытые двери комнат. Потом плюнула на Бернадетту. Почему меня должно волновать, где она ночует? При условии, что она вскоре явится. При условии, что не исчезнет совсем.
ГЛАВА 18
Прошло еще две недели, прежде чем я поняла, где я нахожусь и чем занимаюсь. Наши преподаватели внезапно взвинтили свои требования и ожидания. Когда я думала, что не могу больше ни прочесть, ни написать ни слова, я читала очередную книжку и писала очередную работу.
Это, как оказалось, было традицией Хиллхауса: минимальное давление на студентов в течение всего семестра вкупе с уверенностью, что к концу оного сознательность заставит их выдать на гора первоклассные результаты.
К традиции требовалось привыкнуть. Трое первогодков и двое второкурсников сдались и отправились по домам приходить в себя от стресса. Большинству старшекурсников уже хватало опыта держаться на кофеине и таблетках, которые не давали им спать: они бродили среди нас с налитыми кровью глазами и циничными ухмылками, словно закаленные в боях ветераны.
Но тогда как некоторые из нас — например, Джейси, Ричард и я — практически переселились в библиотеку и часами высиживали за клавиатурой в свободное от лекций и общественных работ время, большая часть остальных вместо академических подвигов предавалась блаженному самолечению. Я устала от вида Бернадетты — да, она таки вернулась, — входящей и выходящей из нашей комнаты в любое время дня и ночи, иногда с Уолкером в кильватере, иногда с каким-нибудь другим мальчиком или парой девочек. Она перестала регулярно мыться, так что я буквально могла учуять ее еще до того, как она входила. Порой я обнаруживала на полу скатанную в комок футболку или белье, принадлежавшие мне, но носившие тот же запах. Футболки я стирала, но белье выбрасывала.
Уолкер еще не пах, вероятно, потому, что любил гулять под дождем. Однако, стоя рядом с ним во время наших дежурств в сортировочном центре, я заметила, какими косматыми стали его волосы и борода. Иногда он заговаривал со мной, но это был просто поток сознания. Я жалела его. А через некоторое время начала избегать.
За эти две недели кампус разделился на две группы, определяемые по отношению к валланиуму. Младшие студенты употребляли его охотнее, возможно, из-за недостатка уверенности в себе, борясь за ощущение причастности. Но я тоже боролась. Попробуй я наркотик, я могла бы стать одной из них. Поскольку я этого не сделала, то смотрела на последствия трезвым взглядом, и зрелище выходило непривлекательное.
Однажды рано утром я резко проснулась. В комнате кто-то был и шуршал бумагами у меня на столе. Я включила лампу, заменившую мое фарфоровое чудо, — уродливую керамическую штуковину, спасенную из сортировочного центра.
Над моим столом склонилась Бернадетта.
— Что ты делаешь?
— Ищу твое сочинение по политике. — Она моргала, привыкая к свету. — Я застряла. Прочту твое, может, поможет.
— Ты хочешь списать у меня сочинение?
— Совсем чуть-чуть. — Она улыбнулась мне.
Я выскользнула из постели и подошла к столу.
— Ты не имеешь права рыться в моих вещах.
— А, по фигу. — Она снова зевнула и легла обратно.
— И прекрати таскать у меня одежду. — Я старалась сдержать гнев, но он прорывался в голосе. — Ты уже забрала Уолкера. Тебе этого мало?
Она натянула одеяло до подбородка.
— Да ладно тебе так злиться из-за этого. И вообще, не забирала я Уолкера. Можешь тоже спать с ним когда угодно.
Я сдалась.
Я сложила бумаги в стопку и вышла из комнаты, прихватив их и одеяло. Завтра запру их в чемодане. А лучше найду себе новую соседку.
Наутро Джейси обнаружила меня спящей в общей гостиной. Когда я рассказала ей о случившемся, она сказала, что мне надо спрятать мои работы у нее в комнате.
— Можешь переехать ко мне, если хочешь, — сказала она.
Позже в тот же день я перетащила свои вещи в комнату к Джейси.
Когда я сдала сочинения и лекции закончились, давление несколько ослабло. Впереди еще маячили экзамены по философии и по литературе, но к ним мне готовиться было не надо. Я уже знала материал.
Теперь у меня появилось время разгрести стирку, поговорить по телефону с Дашай и даже, однажды в пятницу вечером, забрать почту — я редко давала себе труд это сделать, поскольку никто мне не писал. Стена из металлических ящиков помещалась в подвале студенческого клуба, возле кафетерия. Я повернула кодовый замок. Под кучкой рекламных флаеров давно прошедших событий я обнаружила маленький голубой конвертик, на котором острыми буквами черными чернилами было написано мое имя и адрес.
Внутри оказалась небольшая голубая открытка с выгравированными индиговыми буквами «НК». Написанное от руки послание гласило: «Я собираюсь походить под парусом в эту субботу. Если захочешь присоединиться, набери указанный внизу номер. Машина заберет тебя и доставит на Сен-Симон, где я держу лодку. Надеюсь, ты приедешь. Нейл».
Я никогда не ходила под парусом и в жизни не бывала на Сен-Симоне — одном из цепи островов у побережья Джорджии, куда входил и Тиби. Что надеть? Я же не умею крутить штурвал и вязать морские узлы. Что, если я выставлю себя дурой? В голове у меня теснились тревожные мысли и вопросы вместе с уверенностью, что, несмотря ни на что, я снова увижу Камерона.
