Царица Спартанская взяла горшочек с помадой и маленькую кисточку и принялась осторожно подкрашивать губы. Вот она прервалась и обернулась: заметила, что в дверях стоит Мирина и в лице у нее — ни кровинки. Все следы слез исчезли, словно их и не было, благодаря женским ухищрениями черты Елены сияли ослепительной красотой.
— Здесь для меня ничего более не осталось, — спокойно произнесла она. — Менелай всегда любил этот оттенок помады, а запах роз его просто с ума сводит!
Мирина глядела на царицу во все глаза.
— Мы все — крысы, — прошептала она.
Елена покачала головой и загадочно улыбнулась. Выглядела она безмятежно-прекрасной, невзирая на серебристые нити седины в волосах, — еще более прекрасной, нежели когда-либо прежде. Да, под всей этой мягкостью и обаянием таится несгибаемый металл. Елена, несомненно, выживет. Мирина встряхнула головой, напоминая себе, что надо торопиться. Развернулась — и бросилась бегом вслед за Кассандрой и Томи.
На улицах стояли плач и стоны, повсюду клубилась пыль и царил разор. В помещениях для рабов рухнула часть крыши — в том сарае, где спали дети. Мирина подошла к воротам. Кассандра с достоинством выпрямилась и властно объявила страже, что всех женщин велено под ее началом отправить расчищать завалы камней.
Воины беспрекословно послушались.
Мирина подала Акасе условленный тайный знак, резко разжав кулак, символ этот означал «свобода». Никто не произнес ни слова, но немой призыв мгновенно облетел сараи, стремительно, точно лесной пожар, передаваясь от женщины к женщине и от руки к руке. Стражники отвязали веревки, и женщины стройной чередой вышли за двери. Одни несли на руках младенцев, другие вели за руку только что научившихся ходить малышей — задача не в пример более трудная, однако все дети до единого вели себя послушно и тихо, радуясь возможности покинуть стены, что грозили обрушиться на них ночью.
Акася тихо прошептала, что двое малышей погибли точно так же, как сыновья Елены, и их матери отказываются уходить. Мирина, пригнувшись, вошла в приземистое строение, до половины заваленное битым камнем. Осиротевшие матери сидели рядышком, и каждая прижимала к себе погибшего ребенка. Они не кричали, не плакали, но это молчание, этот застывший взгляд были ужаснее любого крика. Женщины плавно покачивались взад-вперед, словно убаюкивая детей. Мирина подала им знак «свобода», но они лишь помотали головами. Мирина понимающе кивнула.
— Мы не можем заставить их уехать с нами, — сказала она Кассандре. — Все мы вольны в своем выборе.
— Я возьму их к себе прислужницами, — пообещала Кассандра. — Двоих я могу попытаться спасти, но всех — нет.
Мирина повернулась к подруге, с ужасом осознав, что настала пора прощаться. Как знать, доведется ли им встретиться снова? А выдавать свои чувства было никак нельзя: вдруг стража что-либо заподозрит? Расставание оказалось куда мучительнее, нежели рисовалось ей в воображении.
— Помоги тебе Маа спастись! — прошептала Мирина.
Но Кассандра в кои-то веки не испытывала страха.
— Я спасусь, — заверила она. — У Елены — свои способы, у меня — свои. Да ты погляди в зеркало, Госпожа Змея, и своими глазами убедись!
— Непременно погляжу, — пообещала Мирина.
— Теперь я пойду к верхним вратам, — невозмутимо промолвила Кассандра. — Позабочусь о том, чтобы створки стояли открытыми. И тогда, что бы ни случилось, не останавливайся и не оборачивайся, скачи, скачи, скачи во всю мочь! Госпожа Змея… я всегда буду думать о тебе!
Глава 47
Яблоки и свобода
Как и обещала Кассандра, верхние врата стояли открытыми, и стражников там дежурило немного, да и тем было чем заняться: землетрясение повлекло за собою немалые разрушения. Рабыни сели на лошадей, по двое, как и задумывалось. Каждая из Лунных Всадниц взяла к себе женщину, никогда не ездившую верхом; многие усадили впереди по ребенку. Акася и прочие женщины из числа тех, что в последнее время брали уроки верховой езды у Мирины, ехали на кобылицах. К ним присоединились Хрисеида и Феана, малыш Хрис уютно устроился на спине у матери. Две жрицы придавали отряду еще больше значимости. Так, неспешным шагом, они двинулись по верхним улицам, Мирина — впереди, Томи — замыкающим.
Наконец лошади ступили под своды потайных врат. Кассандра вновь переговорила со стражей. Поначалу все шло хорошо, но по мере того, как наружу выезжали все новые и новые рабыни, воины заподозрили неладное.
— Что это? Отчего их так много?
— Но так распорядилась царевна!
— Да шут с ней, с царевной, а как насчет ее отца? Мы никогда прежде не выпускали наружу столь многих!
— А дети куда собрались? Младенцев вообще никогда не выпускают!
— Делайте, как вам говорят! — распорядилась Кассандра. — Вы что, хотите, чтобы на головы ваши обрушилась ярость троянского Аполлона? Или Сотрясатель Земли выказал недостаточно гнева нынче ночью?
Терпение предводителя стражи иссякло.
— Остановите их! — взревел он.
Но к тому времени последняя из женщин уже проехала за ворота, и Томи, замыкая тыл, резко развернул коня.
— Скачите! — закричал он, сдергивая с плеча лук. — Скачите!
Все всадницы услышали этот крик — и даже Мирина верхом на Исатис, что ехала впереди всех. Не думая, она послала кобылицу вперед, сердце у молодой женщины разом ушло в пятки.
— Скачите! — вновь заорал Томи, вкладывая стрелу в тетиву и стреляя по разъяренным стражникам; те уже догадались, что их провели.
Стрелы Томи, стремительные и быстрые, били в цель без промаха: ни одному из воинов не удалось пробиться за ворота и последовать вдогонку за женщинами. Битва была недолгой, но жестокой. В конце концов все стражники распростерлись на земле мертвыми. И Томи — тоже.
Мирина и женщины скакали галопом, не останавливаясь, и скоро скрылись за холмом.
Кассандра стояла у ворот. Руки у нее тряслись. Усилием воли царевна заставила себя подойти к тому месту, где лежал Томи. Конь перетаптывался рядом, обнюхивая окровавленную щеку хозяина.
— Иа, йа, йуш! — прошептала Кассандра. По щекам ее текли слезы.
Серебряный Месяц вскинул голову.
— Иа, йа, йуш! — повторила Кассандра.
Серебристо-серый жеребец послушно повернулся и стрелой понесся вверх по склону холма вдогонку за Мириной.
Кассандра посидела некоторое время рядом с Томи, но затем встала и заботливо втащила его тело обратно, в потайные врата. Закрыла тяжелые деревянные створки, утерла слезы с глаз и спокойно позвала слугу — распорядиться, чтобы забрали убитых.
— Налетел отряд ахейских воинов и отбил наших рабынь, — сообщила она.
— Как, царевна, всех до единой?
Кассандра сурово воззрилась на слугу: синий и зеленый глаза смотрели пристально, не мигая.
