Он налил в стакан граненого хрусталя холодной воды, протянул его Декстеру, тот принял стакан и выпил до донышка — скорее из послушания, чем от жажды.
— Избирательная кампания, — успокоительно произнес Форкморган, — неизменно изобилует обещаниями. Для нас значение имеет лишь следующее: действительно ли вы сказали мисс Альвилар, что собираетесь оставить вашу супругу и жениться на ней?
— Нет. Нет-нет. Нет. То есть… а-ак. — Декстер вздохнул. — Может быть… я не… в пылу… я… послушайте, иногда в пылу… в общем, говоришь… это просто вырывается… само собой… Это же не значит, что ты действительно…
Коротко говоря: ты пообещал твоей телевизионной жене и, скорее всего, во время полового акта, совершавшегося в разгар избирательной кампании, что разведешься с нынешней женой, женишься на ней, на телевизионной, и сделаешь ее первой леди Соединенных Штатов.
— Да, — подтвердил Форкморган, — бывает.
— Да. Бывает. Да, — залопотал Декстер. — А она, сами понимаете, латинянка…
Форкморган вопросительно приподнял бровь.
— Эмоции, понимаете? Сплошные эмоции. Говорливость.
Форкморган кивнул:
— Да, им порою недостает нашей англосаксонской сдержанности и благовоспитанности.
Декстер нахмурился.
— Ну, что-то вроде этого, — неуверенно произнес он. — Я ей все объяснил, сказал: «Послушай, Рамона, ради всего святого… сейчас не время говорить об этом. Давай продвигаться постепенно, шаг за шагом, идет?» А что я должен был сделать — объявить посреди разбирательства в Верховном суде, что бросаю Терри?
— И как она отреагировала на ваши доводы?
— Взбеленилась, понесла какую-то херню. Пригрозила, что обратится в газеты. — Декстер покачал головой, словно жалуясь на несправедливое обхождение. — Тогда-то она и сказала, что у нее все записано на пленку.
Глаза Благгера Форкморгана округлились.
— А у нее действительно имеется запись?
— Я не знаю, — ответил Декстер. — Господи боже, это же произошло, ну, в самый разгар кампании.
— Да, — сказал Форкморган. — Я понимаю, голова у вас была занята… другим. Хорошо, давайте выясним, существует ли эта запись на самом деле.
И он сделал в блокноте пометку.
— Теперь о вашей жене. Какие отношения сложились между вами к настоящему времени?
Декстер снова вздохнул — вздохом мужчины, размышляющего о женском коварстве.
— Терри? Ну, она тоже взбеленилась. С другой стороны, она все же не jalapeño[104]вроде Рамоны. Беленится, конечно, но способности мыслить логично не теряет. И понимает, что сейчас не время хвататься за руль нашего автобуса и направлять его в пропасть.
— Вы сказали ей, что не собираетесь разводиться и вступать в брак с мисс Альвилар?
— Сказал, и совершенно недвусмысленно.
— Припомните, пожалуйста, в каких именно выражениях.
— Я сказал ей: «Об этом не беспокойся. Нам следует держаться друг за друга. Команда Митчелла. Команда Митчелла».
Форкморган покивал:
— Дала ли она вам основания для уверенности в том, что действительно состоит в «команде Митчелла»?
Декстер пожал плечами:
— Ну, при последнем нашем разговоре она немного разнервничалась, понимаете? Однако ей хочется стать первой леди, так что она вряд ли станет совать мне палки в колеса.
— Да, — согласился Форкморган. — Этим, скорее, будет заниматься мисс Альвилар.
— Я вот думаю, — сказал Декстер, и в голосе его вдруг явственно проступили интонации прожженного политикана, — может, предложить Рамоне место посла? В какой-нибудь теплой стране, где все говорят по-испански. Там она стала бы героиней. Королевой. Латиносам понравилось, как она не согласилась со мной насчет минирования границы…
Форкморган покачал головой:
— Нет, думаю, пока что с мисс Альвилар хватит и тех обещаний, которые она уже от вас получила. Не говоря уж о том, что это незаконно.
— Я же не утверждаю, что такое решение идеально, — фыркнул Декстер.
Глава 29
— О боже, боже, боже… боже, — с мрачным надрывом проскандировал Криспус, когда Пеппер пересказала ему все, что узнала от агента Лодато. — Ну почему вы решили, что эти пятьдесят пять галлонов извивающихся червей следует вывалить именно на мою голову?
— А кому еще я могла об этом рассказать? — удивилась Пеппер.
— Кому еще? Кому еще? Да хоть вашему милому дружку, например. Председателю Верховного суда. Кто, как не он, призвал эти громы на нашу голову? Вот ему и расскажите. Я-то тут при чем? Нет уж, у-воль-те.
— Ему я рассказать не могу.
— Это почему же?
— Потому что он способен что-нибудь сделать, понимаете? Что-нибудь… неразумное.
— Между тем как я всего лишь схвачусь за голову и зарыдаю?
— Прошу вас, Криспи, помогите мне выпутаться из этой истории. Как я должна поступить?
— Ну, я бы на вашем месте никогда больше не прикасался к кнопке «Send».
— Большое спасибо. Очень дельный совет.
— Да не дергайтесь вы так. — Криспус поморщился, постучал пальцами по гладкой поверхности своего письменного стола. — Давайте подумаем — как поступил бы на вашем месте Хаммурапи?
— Поотрубал бы всем головы — и дело с концом. Вы мне это советуете?
— Назовем это запасным вариантом.
Теперь во взгляде его читалась, так, во всяком случае, решила Пеппер, смесь сожаления и упрека. И она вдруг вспомнила — впервые — о том, как Майк Харо неловко переминался в ее кабинете с ноги на ногу, как он попытался, без особой надежды на успех, пригласить ее в свой винный погреб. А следом явилась непрошеная мысль: какими бы дарованиями ты ни обладала, умение обращаться с мужчинами к числу их не принадлежит. В конце концов, разве не приняла ты брачное предложение, побудительной причиной которого была всего-навсего премьера телевизионного шоу? Пеппер смотрела на Криспуса и думала: что, и ты туда же? Между тем он что-то говорил ей:
— …И, как мне представляется, сейчас самое время спросить у вас, так ли уж разумно вы поступили, запрыгнув в спальный мешок нашего шефа?
— Я не «запрыгивала» в его «спальный мешок». Хотя «разумным» мое поведение тоже не назовешь, согласна. Видите ли, Криспи, такие вещи просто-напросто случаются. Сами собой.
— «Такие вещи просто-напросто случаются» — это, возможно, удачнейшая из интеллектуальных и философских уверток, до которых человечество додумалось за время, прошедшее с тех пор, как Понтий Пилат умыл руки, — сообщил Криспус.
