Чарли смотрела на Вивьен в упор. В такие минуты нервничают даже невиновные.
– В ноябре 1999 года вы сообщили секретарю школы Стэнли Сиджуика, что Феликс поступит к ним в январе 2001-го. Откуда вы знали, что он туда пойдет? Лора не дала бы на это согласия. Феликс спокойно ходил в садик рядом с Лориным домом, и она не желала ничего менять. Значит, вы знали: к нужному сроку Лора вам уже не помешает.
Вивьен рассмеялась:
– А у вас, сержант, живое воображение. Дело в том, что Лора согласилась отдать Феликса в Сиджуик. Действительно, сначала она отказывалась, но в конце концов удалось ее уговорить. Если бы даже Лора была жива, в январе 2001 года Феликс пошел бы в Сиджуик.
– Не уговорили вы ее, а убили. Вы же сами сказали, что она вас ненавидела. С какой стати ей вас слушаться?
– Я взяла на себя оплату, а эта школа – лучшая в стране. От такого предложения только идиот откажется, а Лора вовсе не была дурой.
Чарли чуть не застонала. Это совершенно невозможно, но Лора мертва, и некому уличить Вивьен во лжи. Чарли приходилось сталкиваться с такими людьми. Они настолько презирают всех вокруг, что спокойно сочиняют любые небылицы, вовсе не заботясь о правдоподобии. Их позицию можно выразить так: «Да, это полная ерунда, но для таких, как вы, сойдет».
– Может, вернемся к похищению? – сухо напомнил Пруст.
«Интересно, – пришло в голову Чарли, – о чем он сейчас думает?»
– Я признаю, что косвенно виновата в смерти Лоры, – сказала Вивьен. – В тот вечер я забрала Феликса из садика без ее разрешения. Гадкое, кстати, заведение. Она бы ни за что не позволила, а меня бесило, что я не могу пообщаться с внуком наедине. Поэтому я его похитила. Это оказалось невероятно легко. Дети позвали его, а я увезла. Я понимаю, что действовала противозаконно. Если бы не я, Лора не приехала бы в ту ночь и сейчас была бы жива. Она примчалась забрать сына у бабки-ведьмы – такого мнения она была обо мне. Я бы не отдала ей внука, даже на порог не пустила бы. В ту ночь, сержант, Лора не входила сюда, так что можете арестовать меня за ложные показания и похищение Феликса, но я не несу моральной ответственности за ее смерть. Она сама спровоцировала меня собственным неразумным поведением.
Вивьен высокомерно вскинула подбородок, довольная своей речью и принципиальной позицией.
– А что с Элис и Флоренс? – спросил Пруст. – Вы знаете, где они?
– Нет.
– Можем ли мы обыскать усадьбу?
– Конечно. Но позвольте спросить, какую необходимость вы в этом видите? – Тон Вивьен стал заносчивым и язвительным. – Если вы ищете Феликса, он по-прежнему у меня. Феликс теперь живет тут. На законных основаниях.
Вивьен сделала несколько шагов к двери, у порога обернулась.
– Если у вас все, позвольте вас не провожать. Через пятнадцать минут мне нужно быть в фитнес-клубе у маникюрши. Советую не плодить абсурдные гипотезы, а искать мою внучку, – спокойно заключила она и вышла из комнаты.
Чарли скрипнула зубами. Почему, разговаривая с этой женщиной, она всегда чувствует себя нашкодившей девчонкой? А уж Пруст вполне мог бы обойтись без этого взгляда: Чарли сама понимала, как убийственно обделалась прямо у него на глазах.
– Что дальше, сержант?
Отличный вопрос, черт возьми.
39
10 октября 2003 г., пятница
Звонят в дверь. Мы с малышкой на кухне. Здесь нас вряд ли смогут случайно заметить. Стекло в двери матовое, а единственное окно, с торца дома, выходит на тропинку, забор и деревья. Я сижу в кресле спиной к окну.
После бегства из «Вязов» моя внешность резко изменилась. Я больше не длинноволосая блондинка, а темная шатенка с короткой стрижкой. Ношу очки, хоть зрение отличное, а уж не красилась так с подростковых лет. Даже стала немного похожа на эту полицейскую стерву, начальницу Саймона. Какой-нибудь уборщик или случайный прохожий может углядеть меня в окне, а мое фото который день показывают в новостях.
Личико спит рядом в качалке. Звонок в дверь – для меня громкий и тревожный – ее ничуть не беспокоит. Она и ухом не ведет.
Я встаю и машинально притворяю дверь в коридор. Слушаю шаги на лестнице. Этот алгоритм я проходила не раз. «Учебная тревога», как говорим мы в шутку.
До сих пор посетители не доставляли особых хлопот. В понедельник были газовщики – снимали показания счетчика. Вчера почтальон принес посылку, и нужно было расписаться. Если мы с малышкой дома одни, я не подхожу к дверям, и непрошеные гости удаляются. Хитрость с ремонтом помогла отвадить друзей и родных.
Прижимаюсь ухом к двери и слушаю.
– Детектив Уотерхаус? Вот так сюрприз.
– Можно войти?
– Да вы вроде как вошли. Я вам не мешаю?
Саймон стоит на пороге, точь-в-точь как две недели назад. Вот только дом тогда был другой. Вопреки ожиданиям, я не особо испугалась. Конечно, я много раз представляла себе, что все произойдет именно так, как сейчас. Я знала, что рано или поздно он сюда придет. Если исчезает мать с грудным ребенком, людей допрашивают неоднократно. Это всего лишь установленная процедура. Паниковать не стоит, пока все нормально. Зайти на кухню Саймон не сможет, если только у него нет ордера на обыск.
Интересно, сколько времени у меня осталось? Скоро ли придется хватать ребенка, убегать через черный ход и мчаться к машине, припаркованной на соседней улице? Таков у нас план на крайний случай.
Я не хочу убегать. Здесь мне даже лучше, чем в «Вязах». У нас с Личиком спальня в дальней части дома, куда никто не заглядывает. Там бледно-желтые стены с белыми лишаями содранной краски. Наверное, раньше в этой комнате обитал подросток, а следы остались от постеров с его любимыми группами. Темно-зеленый ковер с подпалинами под окном: видно, юный курильщик не раз ронял на пол пепел.
Эту комнату – со всеми отметинами прежнего жильца – я уже считаю своей. Здесь есть все необходимое: бутылочки, одежки, одеяльца, пеленки, подгузники, коробки с молочной смесью – сухой и уже готовой, паровой стерилизатор, походная кроватка… Все, что я включила в список, ожидало нас уже в день приезда. Тут не слишком-то просторно – особенно после наших роскошных апартаментов в «Вязах», – но зато уютно и тепло.
В глубине души я всегда смутно ощущала темную, гнетущую атмосферу «Вязов». Видимо, улавливала близость чего-то жуткого, или, может, я поняла это лишь теперь, задним числом, но мне кажется, я всегда знала: с этим домом что-то не так. Отлично помню, как Дэвид предложил переехать туда, где выросли он и его мать. Дело было в оранжерее. Вивьен ушла варить кофе, и мы остались одни.
Сначала я рассмеялась:
– Что за глупости! Как же мы будем жить с твоей мамой?
– Глупости?
Дэвид заговорил жестко, а его взгляд напугал меня: словно человек, которого я знала и любила, в мгновение ока испарился, а на его месте очутился незнакомец. Мне хотелось, чтобы этот чужак исчез и вернулся Дэвид. Я тотчас пошла на попятный, притворившись, будто имела в виду другое.
