Юноша обратился к ней:
– Вы все время смотрите на меня. Хотите поболтать? У меня есть время.
Она смутилась:
– Вовсе нет. Я просто читаю.
– Ну, тогда будем считать, что я хочу поболтать.
Анна не представляла себе, что нынешние тинейджеры такие раскованные и светские. Мальчик говорил бегло по-английски со славянским акцентом.
– Ты здесь живешь?
– Нет, папа меня сюда на каникулы отправил, чтоб я немецкий учил. Я из России.
– Я тоже. А где ты учишься?
– В МГУ.
Они перешли на русский.
– А я сразу понял, что вы тоже из России.
– Почему? Я давно живу за границей и с официантом говорила по-немецки, мне кажется, почти без акцента.
– Не поверите, мне захотелось с вами заговорить. Не знаю почему. Мы с вами раньше не встречались, это точно. А вот захотелось. Вы что тут делаете?
– Тоже на отдыхе.
– Потом в Москву?
– Нет, в Лондон.
– Дайте мне, пожалуйста, сигарету. Мои кончились. Как в Москву хочется!
– Ты тут у друзей?
– Да в том-то и дело, что нет. Отец мне снял квартиру, тут неподалеку, отправил на немецкие курсы, ну и сказал, чтобы вообще приучался к самостоятельной жизни. У меня папа классный. А мама обычная, пилит нас обоих все время. А вы здесь с мужем?
– Более или менее. С партнером.
– С бойфрендом, значит. Он русский?
– Немец.
– Берлинец?
– Да.
– Вы хотите за него замуж?
– Что это еще за вопрос?
– А что, нормальный вопрос. Вы натуральная блондинка или крашеная?
– А я разве блондинка? У меня каштановые волосы, просто на концах мелирование. А почему ты спросил?
– Вы умная. А все блондинки – дуры. Кроме моей мамы. Она блондинка, но умная, по крайней мере, по сравнению со среднестатистическими блондинками. Правда, тоже крашеная.
– Ой, ты смешной. Откуда ты знаешь, что я умная? Тебе хочется домой?
– Ужасно. Так скучаю по друзьям. Была бы моя воля, сейчас закатился бы прямо из аэропорта к другу на дачу, а по дороге из машины всех остальных бы обзвонил, чтоб подтягивались. Целых полтора месяца ни музыки, ни собраться вместе. Но не выйдет…
– Тебя родители приедут встречать в аэропорт и сразу домой?
– Нет, они заняты. Телохранитель домой довезет и на замок, практически. У меня своя квартира, естественно. Но все равно все отслеживается.
Они болтали и болтали. Анна не могла поверить, что такой тинейджер может быть так раскован, расположен к светскому разговору, уверен в себе. Она считала, что в этом возрасте ребята все зажатые, смущаются говорить со взрослыми на равных и поэтому все время сбиваются на агрессию. Паренек был другой, она не могла понять: это новое поколение, которого она уже не знает, или мальчик особенный?
Дима рассказывал, что учится на географическом, хочет потом заниматься нефтеразведкой. Анна старалась по возможности особо не высказывать уверенных суждений, чтобы юноша не подумал, будто она, как все взрослые, читает ему лекцию. Почему Анна старалась ему понравиться, самой было не ясно. Потом они рассуждали о музыке, он рассказывал о своей девушке, с которой расстался недавно, перед самым Берлином, и Анна не могла понять, говорит ли он это с горечью или с облегчением. Его отец раньше работал в правительстве, а теперь вице-президент крупной нефтяной компании, и мама решила подумать о себе и вот-вот, наконец-то, попытается открыть собственную галерею. Мальчик много говорил об отце, чувствовалось, что это важный человек в его жизни. Он расспрашивал Анну о ее жизни:
– Значит, у вас бойфренд, и вы живете с ним в Лондоне, а в Америке муж и сын?
– Не то чтобы я с ним живу, это не так. Но мы много времени вместе проводим, это правда.
– А сколько ему лет?
– Пятьдесят.
– А мужу?
– Сорок семь, а что?
– Я думал, бойфренд должен быть гораздо моложе мужа.
– Это было бы слишком простое объяснение.
– А какое правильное объяснение? Вы его любите?
– Похоже, но все это намного сложнее.
– А вот это чушь, это ложь, к которой всегда прибегают взрослые. Я уже устал слышать: «Это сложнее, чем ты в состоянии понять». Ничего нет такого сложного, что нельзя было бы понять, если у людей есть смелость взглянуть правде в глаза и называть вещи своими именами. Сложности возникают, когда люди начинают врать самим себе, ну и другим, конечно.
– Ты с таким знанием дела говоришь… Это ты понял из своих отношений с девушкой, с которой расстался?
– Нет. Да у нас и отношений-то особо не было. И я вообще не уверен, что хочу отношений. Если, конечно, это не настоящая любовь. Но нельзя же, прежде чем лечь в постель с девушкой, каждый раз спрашивать себя: «Любовь ли это?» Многие люди живут, вообще ни разу не встретив любовь, и ничего, счастливы. А иногда бац! – любовь. Это для избранных. Я несколько раз влюблялся. Но любви в жизни еще не встречал. Может, и не встречу, как и большинство людей. Просто лгать себе не надо. Все эти «отношения» – это тяга к любви, когда ее нет. Я спокойно смотрю на это. Если придется жениться, потому что когда-то надо, и это будет просто обычный нормальный брак, значит, – так оно и будет. Но, по крайней мере, я не буду себе врать, что это любовь, если ее нет.
– О-о-о, тут целая философия. Извини, я не иронизирую. Может, слегка опешила. Но мне кажется, я знаю, что ты имеешь в виду.
– Я имею в виду, что… ну, это не страшно, что у тебя два мужчины в данный момент. Только не выходите замуж за этого немецкого бойфренда, если не любите.
– А если я пойму, что люблю?
– Тогда держитесь за него и не идите на компромиссы. Даже если муж не будет отпускать.
– Дима, ты что, гуру по части любви? С таким знанием дела рассуждаешь.
– Потому что я три года наблюдал, что такое любовь, и что она делает с людьми. Я никому об этом не рассказывал. А сейчас хочется рассказать. Не знаю, почему. Наверное, потому что я больше вас не встречу, а я уже больше месяца в этом чертовом городе ни с кем нормально не говорил. Но вам это может пригодиться. Это про моего отца. Он встретил женщину лет пять назад. Это была любовь. Я сразу по нему это понял. Он никогда со мной об этом не говорил, но мне было ясно.
– Интригующе.
– Да при чем здесь интрига. Я три года – столько, сколько все это длилось, – смотрел и понимал, что с ним творилось. Вернее, что он с собой сделал. Все началось как всегда: у мужа роман на стороне. Я это углядел еще раньше матери. Приходит поздно, по субботам он всегда работал, но не до полуночи же. Командировки все чаще на выходные стали попадать. Ну, тут даже мать догадалась, но где-то через год, не раньше. Это как раз не удивительно, странно, что они вообще друг друга замечают, когда по квартире ходят. Ну, пошли скандалы – от меня все старались скрывать, глупенькие. Я с ними еще тогда жил. Ну, они не то чтобы скандалили, она с ним все по душам пыталась говорить. Я тогда и возненавидел это дурацкое слово «отношения». Я очень переживал. Сначала, конечно, мне ее было жаль, но отца-то я понимал с самого начала. А больше всего мне невмоготу было слушать эти бесконечные разговоры о всяких жертвах, обязательствах, кто кому чего дал, кто без чего и без кого не может, вся эта тягомотина. Ну, я как раз в это время от них съехал. Но все равно… Мне очень было жаль отца. Намного больше, чем мать.
