Из груди Литлвуда вырвался вопль. Он почувствовал, как рвотная жижа вновь начала заполнять ему горло.
— Надеюсь, ты не против боли. Нож у меня не острый.
Вторым инструментом, который художница взяла со стола, был пилообразный нож, на вид — старый и тупой.
— Можешь кричать сколько угодно, если хочешь.
Слова Литлвуда утонули в крике, когда художница принялась медленно отрезать ему сосок.
Мужчина едва не лишился чувств. Его разум отчаянно боролся с действительностью, отказываясь верить в то, что все это происходит на самом деле, а не является частью какого-то кошмара. Если это кошмар, то тогда в происходящем есть хотя бы крупица логики… Но боль, раздирающая его покрытое блевотиной и кровью тело, была более чем реальна.
Художница отвела тупой нож в сторону и несколько секунд стояла, наблюдая за тем, как Литлвуд истекает кровью.
— Мне понравилось, но сейчас я сделаю кое-что другое. Уверена, тебе будет гораздо больнее.
Когда Литлвуд услышал эти слова, его сознание забилось в кроличью нору глубочайшего ужаса. Все его тело напряглось, а потом по нему прокатилась волна судорог. Мышцы на руках и ногах, казалось, разбил паралич.
Художница подошла ближе.
Литлвуд зажмурился. Хотя психолог не был религиозным человеком, он начал молиться. Спустя пару секунд мужчина почувствовал сильнейший запах чего-то мерзкого. Его тут же затошнило, но в желудке больше ничего не осталось.
За вонью последовала мучительная боль. Только потом Литлвуд понял, что его кожа и плоть горят.
Глава 75
Утром, когда Хантер садился к себе в машину, зазвонил его мобильный телефон. Детектив уже успел съездить на место убийства Николсона и Нэшорна. Он что-то искал, вот только сам не знал что.
— Карлос, что нового? — поднося телефон к уху, спросил Хантер.
— Еще одно убийство.
К тому времени, когда Хантер добрался до четырехэтажного офисного здания в Сильвер-Лейк, там была такая толчея, словно все эти люди приехали на концерт. Большая толпа собралась вокруг полицейского оцепления, и никто, кажется, не собирался сходить со своего места до тех пор, пока не увидит хоть что-то леденящее душу.
Репортеры и фотографы подобно стае голодных волков рыскали повсюду, собирая слухи и любую другую доступную им информацию, а пробелы заполняя с помощью воображения.
Полицейские автомобили стояли на обочине дороги и на тротуаре, затрудняя движение. Трое полицейских сбились с ног, пытаясь навести хоть какой-то порядок. Они уговаривали прохожих идти своей дорогой, заверяя их, что ничего интересного они все равно не увидят. Когда водители проезжающих мимо автомобилей замедляли скорость, желая посмотреть, что происходит, полицейские знаками побуждали их ехать дальше.
Опустив стекло, Хантер показал одному из полицейских свой жетон. Страж порядка был еще молод. Щурясь от яркого солнечного света, полицейский снял форменную фуражку и вытер пот, выступивший на лбу и на затылке.
— Сворачивайте, пожалуйста, за торец здания. Машину можно оставить в подземном гараже, детектив. Судебные эксперты и детективы оставляют свои машины и автофургоны там. Не обижайтесь, но здесь и так много чего стоит.
Поблагодарив полицейского, Хантер свернул за угол.
В подземном гараже, несмотря на царящий там полумрак, недостатка в свободном месте не было. Пока Хантер объезжал другие машины, желая поставить свой автомобиль рядом с машиной Гарски, он насчитал три перегоревшие лампочки. А еще детектив нигде не увидел камер видеонаблюдения, даже на въезде.
Остановив машину, он выбрался из нее и окинул беглым взглядом обширное помещение, представляющее собой бетонную коробку с колоннами, линиями разметки и темными углами. Посредине находилась четырехугольная колонна с широкими металлическими дверями, ведущими на лестничную площадку. Отсюда на лифте можно было подняться на любой этаж.
По дороге на четвертый этаж Хантеру встретились еще четверо полицейских в форме.
Толкнув дверь, отделяющую лестничную клетку от четвертого этажа, детектив оказался в конце длинного коридора, по которому сновали судебные эксперты и одетые в форму и гражданскую одежду полицейские.
— Роберт! — позвал Гарсия, стоя как раз посередине этого коридора.
Карлос натянул на голову капюшон белого комбинезона.
Хантер подошел к напарнику и нахмурился, окидывая взглядом всех этих людей.
— Что у нас тут? Вечеринка?
— Ты недалек от истины, — невесело усмехнулся Гарсия. — Видишь, сколько народу понаехало?
— Вижу, но не пойму с какой стати.
— Я сам недавно приехал. Первыми сюда вызвали не нас.
Хантер принялся натягивать комбинезон.
— Рассказывай.
Гарсия расстегнул змейку на комбинезоне и извлек из кармана блокнот.
— Жертва — Натан Френсис Литлвуд. Пятьдесят два года. Разведен. Психолог. Здесь находился его рабочий кабинет. Тело нашла Шэрил Селлерс, его секретарша и офис-менеджер по совместительству. Она заявляет, что Литлвуд оставался в своем кабинете, когда она ушла с работы около семи часов тридцати минут вчера вечером.
— Работает допоздна, — отпустил реплику Хантер.
— И я об этом подумал. Дело в том, что последняя пациентка Литлвуда ушла от него в семь часов, а по словам мисс Селлерс, она всегда остается на работе до последнего пациента.
Хантер кивнул.
— Тело она обнаружила около восьми тридцати утра, когда пришла на работу. Понятное дело, женщина испугалась и начала кричать. На крик сбежалось несколько служащих из соседних офисов, расположенных на этом этаже. Все они слышали крик мисс Селлерс, и все поспешили на помощь. Можно смеяться или плакать, но место преступления стало чем-то вроде утреннего аттракциона, а потом уже сюда приехали копы.
Хантер застегнул молнию на комбинезоне.
— Просто замечательно.
— Как я уже говорил, мы не первые, — продолжал Гарсия. — Сильвер-Лейк находится в юрисдикции северо-восточного отдела центрального бюро. Первыми на место прибыли два их детектива. Когда сюда приехала доктор Хоув и увидела то, что мы сейчас увидим, она вызвала нас. Теперь мы имеем место преступления, по которому потопталась уйма народу.
— А где док?
Гарсия мотнул головой в сторону кабинета психолога.
— Внутри. Работает.
— Это ваш напарник?
Вопрос исходил от человека, возникшего из-за спины Гарсии. Он был чуть ниже шести футов ростом. Коротко стриженные черные волосы. Близко посаженные глаза. Косматые брови, смахивающие на двух волосатых гусениц.
