наслаждаясь его реакцией.
– Ты же сама и сказала!
– Неужели ты думаешь, я не могла соврать? – усмехаюсь я и подхожу ближе к поверженному жалкому врагу, чувствуя, как за спиной буквально вырастают крылья.
Эдвардс делает неуклюжее движение, планируя меня достать, но я легко уклоняюсь и ловлю его за волосы, накручивая на кулак довольно длинную прядь – унизительно и больно. Тяну за собой, заставляя его с противными всхлипами ползти на коленях в нужном направлении. И нет, мне не стыдно. Он несколько раз пытается вырваться, использовать магию, но я на чеку, и я зла. Я сильнее. Просто сильнее. И сейчас, видя перед собой это жалкое, возомнившее себя богом существо, удивляюсь, как он мог так долго держать меня в страхе?
Добравшись до розовой комнаты, я швыряю Эдвардса в угол. Чтобы не дергался, немного припечатываю ментальным ударом. Пока парень тихонько скулит в углу, изучаю розовую комнату. Срываю с кровати балдахин из органзы и заматываю им поверженного врага, как куколку бабочки, чтобы точно не смог никуда деться.
Все это время он изрыгает проклятья, обещает небесные кары и грозится, что мне никто не поверит.
– Мне уже верят! – отмахиваюсь я. – Неужели ты думал, что я не подстрахуюсь и никто не в курсе, где я?
Показываю висящий на шее кулон, приподняв его за цепочку.
– Что это?
– Это маячок. За моими передвижениями следят. Ты был достаточно продуман, но не учел одного. Это ты остался жить в том подвале, где твой повернутый папаша разрешал тебе играть с мертвыми куклами и следить за одной испуганной маленькой девочкой. Только девочка эта выросла и сделала все, чтобы стать сильной, предусмотрительной и ничего не боящейся. А вот ты остался прежним мальчишкой, который считал действия своего отца нормальными и верил, что куклы не вырастут. Но я не кукла.
– Ты заплатишь! Заплатишь за все!
– Безусловно. – Я не спорю. – Всегда приходится платить. Только вот я не сделала ничего, за что расплата могла бы быть слишком жестокой. А ты?
Я немного думаю, прихожу к выводу, что дополнительная защита не помешает, и приматываю Эдвардса к подпирающему потолок столбу. Неизвестно, когда явится Лестрат, а у меня в подвале еще и связанная и раненая Энси. Несильно, но нужно было, чтобы нож испачкался в крови и Эдвардс ничего не заподозрил. Доверять соседке, которая приложила руку к тому, чтобы моя жизнь превратилась в ад, я не могу. Найденный в подвале моток липкой ленты решил сразу две проблемы. Им я связала Энси руки и заклеила рот. Нет никакой гарантии, что она не позовет Эдвардса.
Я спускаюсь в подвал и не верю, что кошмар в моей жизни закончился. Когда вывожу рыдающую Энси, зажимающую своей блузкой неглубокую, но длинную рану на внешней поверхности бедра, в дом врывается перепуганный Лестрат.
– Это она? – спрашивает он, увидев раненую девушку.
На ее лице красный след от липкой ленты, но Энси не спешит говорить. Думаю, ее накрыло осознанием того, какие последствия ее ждут.
– Не только, – отвечаю я устало. – Ты кое-что упустил! Был еще один. И он ждет тебя неподалеку.
– Но как?..
– Его семья тщательно скрывала усыновление. Это тоже весьма интересная история, – отвечаю я. – Сам спросишь. Я наслушалась. Ни видеть, ни слышать этих двоих не хочу.
Я передаю Энси на руки помощникам Лестрата, указываю, где искать Эдвардса, и выхожу на улицу, чтобы просто вдохнуть полной грудью.
На противоположной стороне дороги резко тормозит знакомый магмобиль, из которого выскакивают Кит и Волк и сразу же кидаются ко мне, но я замираю, всматриваясь за их спины. Из магмабиля выходит Дар. Мне хватает одного взгляда на его лицо, чтобы понять: нет, ничего еще не закончилось. Все только начинается. Он знает, что я соврала, и не готов понять. Но я не жалею, что поступила таким образом и оградила его от кошмара, в который меня хотели погрузить Эдвардс и Энси. С этой проблемой мне нужно было справиться самой и не переживать за Дара. И если он считает иначе… Что ж, наши мнения часто не совпадают.
Игнорирую Кита и Волка, кидающихся ко мне и пытающихся обнять, задать кучу не важных вопросов и воочию убедиться в том, что у меня все хорошо. Понимаю их чувства, но сейчас эти двое не важны. Я ценю их заботу обо мне, но важнее Дар. Мне необходимо объясниться с ним.
Друзья все понимают и не пытаются препятствовать, когда я уворачиваюсь от их рук. Лишь Волк на секунду ободряюще сжимает мою ладонь. Я отвечаю на его пожатие и тут же выскальзываю, устремляясь к Дару.
Он стоит, прислонившись к магмобилю, и не делает попыток подойти. Но и не срывается с места, чтобы демонстративно умчаться прочь. Уже хорошо. На его лице – усталость и облегчение. Я не знаю, что сказать. Просить прощения кажется неправильным. Я всегда считала: нет ничего хуже, чем извиняться за то, что ты не считаешь ошибкой, поэтому просто останавливаюсь напротив и прошу:
– Отвези меня домой, пожалуйста…
Наверное, это самые правильные слова. Других у меня сейчас просто нет. Если я что-то для него значу, если обида не затмила чувства, в этой просьбе он не сможет отказать. Ну а если она окажется сильнее, чем наша любовь… значит, это не мой человек. Да, я категорична, но мы никогда не скрывались друг от друга за масками. Наши чувства рождались сложно, но зато не из лжи. Я такая, какая есть. И для Дара это не секрет.
Дар также молча обходит магмобиль и открывает мне дверь. Я его понимаю. Он злится, но не бросил меня тут, и это уже хорошо. Наверное, мне нельзя уезжать. Наверное, со мной хочет поговорить Лестрат и его коллеги, но мне все равно. Я поставила точку в очень важной главе своей жизни. Мне нужно перезагрузиться и попытаться поговорить с Даром. Хотя бы попытаться объяснить свою позицию.
Едва магмобиль трогается с места, он начинает говорить сам, чем изрядно облегчает мне жизнь.
– Почему ты ничего не сказала, Каро? – с болью спрашивает Дар.
Сегодня он ведет максимально медленно и аккуратно, словно переживает, что если даст себе волю, то сорвется и мы получим не безопасную дорогу, а заезд по гоночному треку. Я знаю, он на это способен.
Думаю достаточно долго. Мне кажется, отчасти ответ очевиден и ему, и мне. Не хочу озвучивать. Знаю, что Дара это заденет, и весьма справедливо. Поэтому говорю вторую часть правды.
– Это был мой бой. Я должна была выиграть его сама. Не злись на меня.
– Да? – Он хмыкает,