рукаве десятки способов незаметно провозить и хранить запрещенное.
– Заходите еще, буду рад помогать, – поспешно произнес Буаммадин уже в спину удаляющемуся капитану стражи.
***
– Вран, мы выжили…, – тихо произнес я, оглядывая себя с ног до головы.
– Да… у тебя получилось… в этот раз… их было много, сильно много, – проговорил зам.
Мы сидели в общей комнате, что недавно была полем боя, а сейчас перевязочной, лазаретом, могильником, разделочной, опочивальней и еще черт знает чем. Вокруг нас бродили немногочисленные гоблины, что могли стоять на ногах. Сейчас все были заняты сбором трупов в одну линию у стены. Как-то не хотелось всех сваливать в одну кучу.
– Скажи, у вас принято хоронить погибших сородичей?
– Ну… нет, времена у нас всегда были непростые, поэтому… мы их ели, – тихо произнес Вран, – Гобла все равно отправилась к Шэку, а мертвое мясо поможет нам выжить.
– Я понимаю… что это ваши устои, но я хочу их изменить.
– Попробуй.
Даже пошевелиться не было сил, поэтому мы так и сидели рядом, следя глазами за своими подчиненными. Подсчитать погибших и раненных еще предстоит, но уже сейчас можно было сказать, что доброй половины отряда просто нет.
– Нам нужен новый молодняк, чтобы выживать и дальше, – проронил Вран, – Молодая паучиха пригодится всем нам.
Этот вопрос был сложным и неприятным для меня, ведь решение лишит еще одной частички той человечности, за которую я держался в теле зеленого гоблина.
– Да… нужно решить этот вопрос, и другие…
Глава 27. Децентрализация и великое переселение гоблонарода
– Как же лучше поступить… нужны новые солдаты… не хочу насиловать Лину, и подпускать другую гоблу к ней, – проносилось в голове.
Я сидел в своей небольшой комнатушке, и штурмовал свой мозг в попытке и рыбку съесть, и на пыряло не сесть. Пока получалось не очень.
С одной стороны, у нас имеется нимфоманка, но не постоянная, а наплывами. Казалось бы, можно использовать состояние Лины во благо отряда, но… молодняк нужен до следующего нападения, а когда начнется «течка» у паучихи одной ей известно (а может и она не знает).
С другой стороны… моральный аспект. У меня в голове не укладывалось, что я могу отдать приказ отряду иметь девушку только потому, что ее младшие родственники перебили около половины гоблы.
Если откажу подчиненным, могут не понять и по-тихому ночью меня прирезать, а если разрешу, то очередная стена моей человечности рухнет с треском, открывая дорогу для еще более страшных действий.
– Блять, что мне делать!?, – в сердцах выкрикнул я, сидя жопой на земляном полу.
За дверью послышалось невнятное шорканье, и вскоре я уставился на своего помощника Врана, что молча пристально на меня смотрел.
– Молодняк собрал все тела гоблы, нужно решать сейчас, что делать с мясом, – проговорил он, заглядывая мне в глаза, – Старшие гоблины идею закапывать еду вряд ли поддержат.
– Я… понимаю, и… принимаю традиции этого отряда. Просто… нельзя рассчитывать на развитие, держась за старое, – проронил я.
Вран молча на меня смотрел, будто не решаясь что-то сказать. Наконец, немая сцена подошла к концу.
– А ты уверен, что нам нужно это самое… развитие? Мы жили так всегда, жили и выживали, дрались, пыряли, убивали и умирали сами, отправляясь к Шэку. И тут приходишь ты, воротишь носом от наших обычаев, и хочешь все перестроить.
Я застыл, и не мог поверить в то, что услышал. А ведь… и правда. Я пришел неоткуда в отряд, убил прежнего вождя, занял его место по праву сильного, и теперь преисполнился настолько, что решил переделать гоблинов под свою мораль. Как это выглядит со стороны?
Я не нашел, что ответить, поэтому молча смотрел на своего зама, что своими словами просто выбил меня из колеи. Странно, раньше я не замечал за собой такой рефлексии, но изменившаяся среда и тело, видимо, наложили свой отпечаток.
– Я… понимаю, – тихо проговорил я, смотря на зрелого гоблина, – Что я чужой, и не все принимают мои решения. Поэтому… я поговорю с отрядом, и пусть каждый примет решение сам.
Вран странно на меня посмотрел, а потом поманил рукой в общую комнату. Спустя мгновение уже вместе шли по коридору в общую комнату, где штабелями у одно из стен лежали трупы гоблинов разной степени цельности. Взгляд зацепился за группку молодой гоблы, что сейчас активно орудовала в волчьих ямах, отрезая паучьи лапы. Ножами они управляли довольно ловко, так что дело шло споро.
Вран издал громкий окрик, что привлек внимание отряда. Молодые и зрелые гоблины потихоньку подтягивались к кострищу, у которого застыл я.
Когда пары глаз уставились на меня, я проглотил резко скопившуюся слюну, открыл рот и…
– Гобла, мы запыряли пауков!, – прокричал я, подняв руку вверх со сжатым кулаком.
Молодняк сразу подхватил это жест, от чего в рядах чернокожих началась сумятица. Зрелые воины же стояли молча, в лучшем случае, выражая легкую заинтересованность.
– Мы все сражались достойно нашего великого бога Шэка, и многие из нас уже отправились на пир с ним, – продолжил я, когда шум немного улягся, – Но… придут новые враги, а за ними еще и еще.
Все немного помрачнели и оглядывали своих товарищей, число которых заметно поредело с последнего собрания.
– Я здесь чужак, и стал вашим вождем по праву силы, убив Сука. Вы меня приняли и вместе мы победили детей богини-пауканши. Теперь нужно смотреть в будущее!, – прокричал я последнюю фразу, но нужного эффекта я не добился. Это стало для меня определенным маркером.
– Вы все привыкли к Врану. Он хорошо пырял врагов, знает почти всех в этой комнате, и был вторым после Сука, – перевел я взгляд на своего зама, – Поэтому… я покидаю отряд и передаю власть ему.
В общей комнате царила гробовая тишина. Кажется, в головах гоблинов не могло уложиться, как вождь по своему желанию может отказаться от власти, подстилок и лучшей еды.
Молодняк замер, а старшие гоблины нахмурились, старательно о чем-то думая. Интереснее была реакция Врана, фигура которого немного осунулась, будто он уже почувствовал бремя власти.
– В вашем отряде сильны традиции, которых я не могу принять. Я не хочу бороться с ними и с вами. Поэтому… сегодня я уйду, забрав с собой подстилку.
По
