Магический кристалл!
Я спросил Иоланту:
— Похоже, на этом всё?
Она посмотрела настороженно.
— Почему?
— Вы даже ружья не перезарядили. А у меня ваш меч кончился.
Она нахмурилась при слове «ваш», произнес с подтекстом, могла бы и получше оружейную лавку подобрать, повернулась к Глориане.
— Идем дальше?
Графиня Дроссельмейер поинтересовалась с аристократическим изумлением на лице и в фигуре:
— А что здесь ещё делать? Мы уже показали себя!.. И смотрите какая добыча… Три ужасных монстра!
Глориана взглянула пытливо на меня, я сделал каменное лицо. Отрабатываю амуницию с барского плеча, потому не смею сметь своё суждение иметь, мое дело телячье: наелся — и в хлев.
— Хорошо! — провозгласила она царственно, как и надлежит успешному полководцу. — Мы совершили великолепный победный рейд в Проход и завершили его победителями! К тому же — с богатой добычей!.. Потому возвращаемся с победой, честью и доблестью!.. Командую… ретирада к выходу!
Ретирада, вспомнил я, то слово, которое ненавидел Суворов и наказывал за него штабных офицеров.
Но мы не суворовцы, трое аристократок схватили ящериц за хвосты и начали запихивать в мешки, всё не влезало, я предложил упрятать только верхние части, хвосты пусть торчат на зависть всем, кто увидит.
Идею приняли с восторгом, всё поместилось, после чего развернулись и потопали взад, но куда быстрее, чем шли сюда, своя добыча не тянет. Подобрали и куски первого убитого варана, кое-как запихнули уже в мой мешок, ну да ладно, тоже куплен на деньги Иоланты или Глорианы, потащились тяжело и печально-радостно, выход вон, видно издали.
На другой день вся Академия гудела, четверо курсантов совершили рейд в Щель Дьявола, да ещё под руководством первокурсника.
Глориана умело распоряжается курсистками, к вечеру уже и газеты запестрели заметками, как группа отважных женщин совершили героический рейд в ближайшую Щель. Слово «мужественный» везде заменяли на «отважный», так как по мнению суфражисток в первом определении звучит нотка унижающая женское достоинство, слово «мужественный» вообще нельзя применять к женщинам, а их стенгазету «За мужество» нужно обязательно переименовать, а то малограмотные мужчины читают это слово слитно и находят не совсем то, что имеют в виду суфражистки.
В самой Академии ректор вызвал к себе всех четверых, меня тоже, пусть я и всего лишь шерп, слуга, какой с меня спрос, но тоже какой-то источник информации.
Я вошёл молча, остановился у двери, молчал, сопел, глупо таращил глаза на стены в картинах, где одни тяжелые в золоте рамы стоят тыщ по десять, а там ещё на полотнах нарисовано, тоже деньги.
Зильбергауз пару раз бросил на меня острый взгляд, поморщился и больше не обращал внимания, сосредоточившись на суфражистках.
— К нашему Лицею, — говорила Глориана пламенно, словно лед может гореть, — будет отныне приковано внимание всего прогрессивного мира!.. Лицей выиграет от того, что мир узнает о женском подвиге. Это зачтется в международном признании, женщины всего мира будут говорить про Санкт-Петербургский Лицей, как про оплот гуманизма и передовых идей, а это привлечет симпатии и добавит финансирования.
Зильбергауз молча кивнул, финансирование всегда больной вопрос, но как бы ревнители консервативного образа мышления не перекрыли краник, эти сомнения легко считывались на его лице, Сюзанна Дроссельмейер сделала шажок вперед и добавила деловито:
— Сейчас прогресс в моде. Я говорила с родителями, отец сообщил, что поднимет вопрос в Сенате, чтобы позволить нашему Лицею открыть филиалы в Киеве, Харькове и Минске…
Зильбергауз, судя по его лицу, приободрился. Даже, если филиалы открыть не позволят, но уже внимание к этому вопросу выдвигает Лицей в число передовых и умеренно прогрессивных.
Иоланта цветет и пахнет, довольная и счастливая. Вряд ли её родители одобрят её поступок, но это когда ещё новости докатятся на перекладных до Франции, но сейчас она демонстрирует Зильбергаузу поддержку даже не Бургундии, а всех трех королевств Франции.
Сегодня Иоланта вышла на прогулку в окружении фрейлин, так показалось, хотя в Академии все на одинаковых правах, но в женском корпусе то же, что и у мужчин, вокруг высокородных собираются худородные, образуя свиту.
Мне казалось, что от них будет трудно избавиться, но Иоланта бросила им одно лишь слово, и все послушно отступили, а она, блистательно улыбаясь, двинулась мне навстречу, сияющая и восхитительная.
— Ваше высочество, — сказал я и театрально поклонился, — мое почтение…
— Ну да, — ответила она саркастически, — так я и поверила, что Вадбольский к кому-то может иметь почтение.
— Ваше высочество!
Она небрежно отмахнулась, глаза сияют, щечки горят румянцем счастья.
— Уже весь Петербург, — сообщила она заговорщицким шепотом, — гудит о нашем подвиге!..
Я улыбнулся, она сразу нахмурилась и обиженно поджала губы, я сказал поспешно:
— Да-да, подвиге!
Она сказала резковато:
— Не кривись. Когда-то и мы будем так же просто, как и вы, и сможем любую работу. Но сейчас подвиг! Мы рисковали. Вы не понимаете, общественность могла и не принять нашу сторону! Случай, согласись, вызывающий!
— Понимаю, — пробормотал я. — Что скажет княгиня Марья Алексевна…
— Вот-вот! Её мнение очень важно. Но Глориана просчитала всё верно, мы всколыхнули это болото. И поддерживает нас больше людей, чем ожидалось. Это значит, идея раскрепощения женщин уже бьет в стены и рушит крепости.
— Поздравляю, — сказал я как можно радушнее, в самом деле это великое событие, зря хамлю, никто из женщин не ходил в Проходы, имена первых будут на скрижалях и ещё на чём-то, тоже важном и почетном. — Вы в самом деле молодцы… и ломатели старых устоев.
Она кивнула и сказала заговорщицки:
— Глориана планирует устроить грандиозный прием в честь этого мирового события! Оно в самом деле мировое, не кривитесь.
— Не кривлюсь, — заверил я поспешно. — Никто и никогда раньше, вы первые. Вы и многим мужчинам утерли носы.
Она довольно улыбнулась.
— Вот-вот. Кстати, очень возможно, вы тоже будете приглашены.
Я отшатнулся.
— Чё-чё?
Она горестно вздохнула.
— Ну вот, об этом она и говорила. Говорит, можете опозориться и всех нас опозорить. Ладно, мы уже прикинули, что нужно сделать. Сейчас вы любезно и почтительно приглашаете меня после занятий попить кофе в ближайшем кафе. И там мне предстоит решить…
В её глазах были насмешка, интерес, и странные огоньки, то ли хочет, чтобы опозорился, то ли напротив, желает мне выдержать трудный экзамен светского этикета.
— Ну да, — пробормотал я. — Интересно девки пляшут…
Она кивнула.
— Хорошо, подумаю над вашим любезным и почтительным приглашением выпить с вами чашку кофе в ближайшем от Академии кафе… но не кафешантане, как вы подумали, вижу по блудливым глазкам! Вы это хотели сказать… и сказали предельно учтиво? Ой, какой вы, баронет, настойчивый! Прям, как настоящий барон!
— Ага, —
