осторожно, потом всё увереннее и быстрее. Чувства показывают, что пустыня мертва, не вижу даже муравьев, а те шмыгают везде, только раскаленный воздух, обжигающий легкие…
Песок крупнозернистый, держит хорошо, редко где ноги погружаются даже по щиколотку, много камней, от них и от песка пышет жаром.
Меч я на всякий случай держу в руке, всё-таки пустыня не может быть безжизненной вся. Жизнь штука цепкая, найдет нишу, а не найдет, то сделает…
В сознание чуть кольнуло, я встрепенулся, вот уже секунды три обостренные чувства говорят, что здесь живое точно есть, и это живое приближается. Я подключил тепловое зрение, в этом мире почти бесполезное, но всё же уловил то ли в песке, то ли под ним размытый силуэт размером с мою руку, что неспешно двигается в нашу сторону.
Да, под песком, уже достаточно близко, но замедлился, словно неведомый хищник готовится к прыжку.
Я вытянул руку.
— Вон там щас выскочит!.. Цельтесь!
Графиня Дроссельмейер изрекла высокомерно:
— Там никого! Даже мухи подохли…
Песок взметнулся, из центра вихря выметнулось продолговатое ярко-жёлтое тело с распахнутой зубатой пастью. Целью была явно замешкавшаяся графиня, у которой даже мухи подохли.
Дружно грохнули ружья Иоланты и Глорианы, а я рубанул ящерицу мечом, ухитрившись попасть в верхней точке прыжка. Она рухнула на песок, я пригвоздил её мечом, а обе суфражистки, отбросив ружья, принялись рубить с неженской яростью… или с очень женской, наконец разделали на куски, после чего, ошарашенные и донельзя счастливые уставились друг на друга.
— Мы победили!.. Мы сразили хищника!
— Ужасного хищника, — поддакнул я.
Вообще-то ящерица размером с варана. А это такой гад, что жрёт не только себе подобных, но и нападает на людей, так что хищник в самом деле сволочь, бить надо. Да ещё с такими зубищами.
Глориана обернулась ко мне с подозрением в глазах.
— Как вы учуяли, баронет?
Я сказал хвастливо:
— У нас в Сибири вот так ведмеди подкрадываются!.. Снега у нас, знаете, ваше высочество, какие! Бывало, так навалит, что только трубы пырчат. Нам без чутья никак, вот такие мы чуткие и чувствительные в разных местах.
— Дикари-с, — процедила графиня Сюзанна брезгливо.
— Мужчины ближе к природе, — сказала графиня Анна с ученым видом. — Они сами ещё животные.
— Да, — согласился я. — Вот так и хватают кого за ногу, кого за между ног.
Дроссельмейер содрогнулась всем телом, доспехи жутко зазвенели, заскрипели, а графиня Анна забрала у Глорианы ружьё, села прямо на большой валун и, вытащив из сумки пули и мешочек с порохом, принялась торопливо перезаряжать ружжо.
Глориана с Иолантой взобрались на самый крупный камень и, поддерживая друг друга, царственно озирали окрестности.
— Пока ничего, — сказала Иоланта без уверенности, а Глориана обернулась ко мне и скомандовала:
— Вадбольский, вперед!
Я дернулся, готовый ответить не как женщине, а суфражистке, ишь команду подает, как я своему доберману, ещё бы сказала «фас», но смирился, всё-таки женщина, чего с дуры взять, а если ещё и суфражистка…
— Гав! — ответил я бодро. — В смысле, пошел, пошел…
За мной на некотором отдалении двинулись все четверо плотной кучкой, хотя Глориана, надо отдать должное её отваге, то и дело вырывалась вперед. Но я жестом напоминал, что верховный хан должен со спины смотреть на своих починенных, оценивать и понимать кого куда и чем.
Вскоре ощутил сразу с двух сторон нечто живое, а потом тепловым зрением рассмотрел, как под толщей песка в нашу сторону двигаются две продолговатые тёмно-красные тени.
— Две цели на час десять, — сказал я. — Приготовьтесь…
Графина Павлова поинтересовалась красиво и высокомерно растягивая слова:
— Что за странные сибирско-медвежьи термины…
Глориана смотрела на меня в упор, не понимая, а графиня Дроссельмейер сказала сварливо:
— Вы не умничайте, баронет, или пальцем показать не в состоянии после ваших мужских перепоев?
Глава 5
Я показал пальцем, даже не стал проверять, чистый или нет, времени не осталось, в тот же момент песок там взлетел, словно подброшенный взрывом.
Взметнулось светло-жёлтое тело, неотличимое по цвету от песка, зубатая пасть устремилась к ногам графини, но мой меч с силой и ускорением рубанул прямо в полете.
Обезглавленное тело рухнуло в песок. Я развернулся, указал пальцем в другую сторону.
— Вот ещё…
Вторая прыгнула, тоже целясь почему-то графине в то же место, но грохнули ружья Иоланты и Глорианы, мощные свинцовые заряды ударили ящерице в бок и сместили с траектории.
Она рухнула на песок, а там добил я, но при последнем ударе меч хрустнул. В моем кулаке осталась рукоять с коротким обломком, а остальное застряло в спине ящерицы.
Анна Павлова тяжело дышит, словно пробежала версту, спросила хриплым голосом:
— Почему обе бедную Сюзанну и в одно и то же место?
Пострадавшая графиня, морщась и кривя аристократическое личико, обеими руками пыталась разжать челюсти болтающейся на том месте, где у мужчин гульфик, страшненькой головы.
— Потому, — заявила она высокомерно, — не для мужчин будь сказано, что у меня женские дни.
— Наверное, — предположила Анна, — ящерица тоже была самкой.
Да, сказал я себе, все ящерицы в этом мире с ума сходят, стремятся оборвать именно её жизнь.
Иоланта предложила:
— Давай помогу.
Дроссельмейер с надеждой в глазах кивнула.
— Хорошо бы…
Глориана царственно осматривала окрестности.
— Анна, — произнесла она повелительно, — вскроешь этих чудовищ?
Анна потупилась.
— Может, лучше баронет? Он самец, ему не противно, он сам такой. К тому же рукопашник.
— А ты лекарь, — напомнила она. — Знаешь, где у зверей что и где.
Она сказала жалобно:
— Откуда? Даже у людей где что никто не знает…
Что, подумал я, Крымская война ещё не случилась? Это с неё началась хирургия, когда с фронта пошли десятки тысяч раненых, и прежние лекари превращались в медиков, а те в хирургов, делая в полевых условиях под обстрелами англичан и французов сложные операции, на ходу постигая устройство человеческого тела.
Глориана повысила голос, и без того командный, ей бы только Орлеан брать:
— Если мы боремся за права женщин, то и должны уметь делать мужскую работу!
Анна вздохнула, вытащила из ножен красивую рукоять с длинным узким лезвием. Сюзанна наконец-то расцепила челюсти ящерицы, голову тут же сунула в мешок, дома повесит как боевой трофей на стену родового замка. Интересно, как станет рассказывать про опасную и смертельную схватку?
Глориана красиво и надменно осматривала окрестности, Анна же, задушив в себе тургеневскую барышню, торопливо и достаточно умело начала разделывать обеих ящериц.
Из второй с торжеством извлекла заляпанную кровью и слизью внутренностей тёмную жемчужину.
— Есть!.. — запищала она счастливым голосом. — Есть!..
