ты весь горишь…
– Да, мне… мне, наверное, стало плохо… – он поддался ласковым уговорам, меч выпал из его руки и громко ударился об пол.
Маленькая мягкая ладонь дотронулась до его щеки, опустилась к шее, скользнула по плечу до запястья, и снова сомкнулась на нем стальным наручником.
– Идём, я отведу тебя в комнату... твои раны ещё болят, тебе нужно отдыхать, – она потянула его за собой в спальню. Шатаясь, монах дошел до широкого лежака — семейного ложа Зариме и Арслана, и грузно опустился на него. Необъяснимое чувство слабости поглотило его, сковало мышцы, сделав всё тело тяжелым и неповоротливым. Пот градом лился со лба.
– Ложись… – прошептала Зариме ему на ухо, но он не почувствовал её дыхания. – Сними эту ненужную одежду. Тебе нужно отдыхать.
Он подчинился её медово-приторному голосу, послушно разделся до исподнего, лег, но жар не спадал.
– Вот так… – шептала она. Орей ничего больше не слышал, не видел и не чувствовал вокруг себя. Остались её мелодичный голос, обворожительные черные глаза и повелевающие его телом прикосновения. Лишь где-то в глубине души разрастающееся тревожное чувство вторило ему, что не стоит поддаваться, что пора бежать отсюда, но тело перестало слушаться.
– Зариме, твой муж… – он сделал слабую попытку сопротивляться, не понимая, было ли прежнее видение реальным.
– Тише, – ласково шептала она, нежно гладя ладонями его израненное тело. Её прикосновения не исцеляли, но забирали боль и приносили странное удовольствие. В следующий миг она подобрала платье и взобралась на лежак, усевшись на монаха сверху. Он ощутил прикосновение её бедер, и то, что сам готов взорваться, лишь бы только соединиться с ней.
Быть с ней вместе по-настоящему.
Её лицо оказалось совсем рядом, губы коснулись его приоткрытых губ. До стона, до дрожи приятно было обнимать её, но хотелось большего.
– Тебе все это привиделось… Ничего этого не было… Скоро мы с тобой убежим… Вместе… – она читала его желания, как раскрытую книгу. – Будем любоваться садом… Поселимся далеко отсюда, в Алаверии... Оставим этот ужасный поселок и этих недостойных грубых людей, которые убили тебя, – она слегка двинула бедрами ему навстречу. Разум Орея пронзили тысячи раскаленных игл. По телу разлилось обжигающими волнами удовольствие, которого он не испытывал прежде.Его сознание словно окатило кипятком, он простонал её имя, не осознавая происходящего, но тут же увидел истину яснее, чем когда-либо.
Зариме не была человеком. Больше не была.
Она действительно погибла, и её тело захватило и осквернило нечто ужасное, сделав одержимой. Внутри неё затаилась тьма и сейчас она поглощала его силы, слившись с Ореем в долгом экстазе.
Нежные лепестки губ, приоткрывшихся в нежной улыбке, на самом деле оскал, обнаживший два ряда острых клыков. Руки, что нежно поглаживали его грудь — гнилые, иссохшие, как у трупа. По коже скользили не подушечки пальцев — когти, которые вот-вот вопьются в плоть и разорвут его сердце на части.
Морок схлынул в одну секунду — открывшаяся истина вернула Орею силы и желание бороться.
– Демон! – выкрикнул он и попытался выскользнуть из-под неё. Оперся руками на лежак и привстал, силясь сбросить с себя демоническое отродье.
Одержимая зарычала, взмахнула когтями и прочертила на груди монаха четыре глубокие кровавые борозды, но не ожидала сопротивления и соскользнула вниз, когда он рывком привстал, игнорируя льющуюся из свежих ран кровь. Тело монаха выдержало побитие камнями, что ему теперь пара кровоточащих царапин!
В своей ладони он вновь ощутил теплую рукоять меча – своего наследия. Металл, наполненный силой уничтожать зло, казался ему живее, чем женщина перед ним. Вернее, уже не женщина. Она больше себе не принадлежала.
Никакой Зариме он никогда не узнает. Настоящая Зариме погибла задолго до встречи с ним, а корчащееся подле него существо — не человек, многоликая тварь из Межмирья, соединившаяся с телом и угасавшим сознанием смертной, забравшая её личность.
В считанные мгновения приняв эту мысль, Орей наотмашь рубанул мечом по демону, надеясь, что это поможет изгнать тьму, что стоит перед ним и жаждет поглотить его жизнь.
Сияющее лезвие подрубило Зариме, и она завопила не своим голосом, заверезжала, корчась в предсмертной агонии. Хлынувшая кровь залила весь лежак и пол. Монах все же смог отойти от визжащего демона, жмурясь от нечеловеческого крика, разрывающего перепонки, и, ухватившись за меч обеими руками, обрушил его на голову демона.
Сверкнувшее магией лезвие раскроило череп одержимой надвое. Раздался короткий хруст кости, за которым последовала резкая, пропахшая свежей кровью тишина. Перед Ореем лежала убитая женщина, в которой больше не было ничего демонического.
Он в ужасе от содеянного бросил меч, вывалился из спальни, сорвав с петель занавеску и успев на ходу подхватить только свою одежду. Забыл в комнате свои книги, но ни за что не посмел бы за ними вернуться. Наспех одевшись на кухне, монах побежал прочь из Шадиба. Назад, в сторону Обители, подгоняемый порывистым ветром и надвигающейся грозой. За всю дорогу, что Орей сломя голову мчался по горной тропе, он ни разу не обернулся.
23. Кровь укажет путь
«Современные историки склоняются к тому, что строгость гортазианских законов и традиций, обеспечивших в свое время выживание целого народа, не только неуместна в нынешние времена, но ещё и затормозила это государство в развитии на несколько сотен лет. Постоянный страх перед неизведанным до сих пор заставляет их казнить людей с Даром, наказывать женщин и прятать детей, запрещая им громко говорить, плакать и смеяться. Мужчины находятся в постоянной готовности к войне с неизвестным и каждый день ждут возвращения Аль-кзаара …»
Заметки баронессы Лиреннии Ван Зеллан касательно культурных особенностей гортазианцев, 3660 год, Век Перемирия. Нуарат, Тенерия.
Орей не добежал до обители. Он остановился, чтобы
