– Да, но она лепит скульптуры. Раньше она рисовала пейзажи. Жалко, что она не может посмотреть на пейзажи Розильды. Думаю, они бы ей понравились.
Иногда она звала Арильда и Розильду к себе, чтобы Розильда рассказала ей о своих картинах. Она пытливо выспрашивала о теме, композиции и цвете. Розильда должна была подробно написать обо всем, а затем Арильд читал это вслух. Старуха выслушивала все очень внимательно и давала добрые советы. Но ни о чем, кроме живописи, она с ними никогда не разговаривала.
– Даже о погоде, – рассмеялся Арильд. – А я ее и вовсе не интересую.
Но он по этому поводу нисколько не расстраивается, заверил меня Арильд. Он рассказал, что раньше Сигрид была глухой. Это было еще в те времена, когда она рисовала, и по ее пейзажам было видно, что они нарисованы глухим человеком. Она умела рисовать тишину, сказал Арильд. Что бы она ни рисовала – людей ли, или пейзажи, – они всегда утопали в безмолвии.
– Мне бы так хотелось посмотреть на ее картины, – сказала я.
По глазам Арильда я увидела, что он оценил мой интерес.
– Значит, нам надо попытаться это устроить. Раз в год – в свой день рождения – Сигрид устраивает прием. Это будет на днях. Может быть, Берте тоже разрешат пойти с нами.
– Спасибо, я с удовольствием.
– Когда Сигрид ослепла, к ней словно каким-то чудом вернулся слух, – продолжал рассказывать Арильд.
– Странно.
Но он только рассмеялся. Ничего странного в этом нет. Сигрид расходовала свои ресурсы небольшими порциями. Жизнь у нее внутри всегда била ключом, так что ей вполне было достаточно какого-то одного органа чувств. Ее глухота была защитной реакцией. Если бы она и слышала, и видела одновременно, это давно могло бы ее убить. И тогда бы она никогда не дожила до такого преклонного возраста. Она любила жизнь.
– Но ведь слепота создает большие трудности, разве не так? А как же люди? Ведь каждому хочется видеть перед собой того, с кем говоришь.
– Не знаю, не знаю. Слух у нее прекрасный. Сама она утверждает, что сейчас ей гораздо легче понять, что перед ней за человек.
Когда она еще не ослепла, ее легко вводили в заблуждение такие вещи, как внешний вид. А сейчас она полностью сосредоточивается на голосе, который, по ее мнению, говорит о человеке гораздо больше, чем улыбки и взгляды. Она прислушивается к тому, какие слова выбирает собеседник, когда он делает паузы, к его беспричинным смешкам, и самое главное – она слышит то, о чем человек умалчивает, о чем он избегает говорить. Таким образом она вникает в основное содержание беседы, ее не сбивают с толку мимика и жесты.
В тот момент мы как раз проходили мимо лестницы, ведущей наверх, в апартаменты Лидии Стеншерна, и я невольно остановилась. Арильд быстро повернулся и увлек меня вперед.
– Нет, туда мы не пойдем!
– Извините, я и не собиралась.
Я вздрогнула. Арильд изменился в лице, внезапно он стал резким и посмотрел на меня почти враждебно.
– Никому не позволено туда ходить! Я за себя не отвечаю, если кто-то там окажется.
Голос у него был недобрый, но на самом деле эта враждебность была направлена не на меня, слова вырвались нечаянно. Он тотчас улыбнулся.
– Вы еще не устали, мы можем двинуться дальше?
– Пойдемте.
Арильд снова принялся рассказывать о том, как им живется в замке зимой. Теперь он говорил о портретах. У большинства из них на раме написаны имя, а также годы жизни, но есть несколько картин с незнакомыми людьми, они-то и интересовали Арильда больше всего. Но он вовсе не пытался разузнать, кто они такие.
– Нет, мне это безразлично. Мне интересно общаться с ними.
Увидев мое изумленное лицо, он рассмеялся.
– Берта, конечно же, в это не верит. Но у нас это прекрасно получается. Мы обмениваемся мыслями.
А происходило это так: Арильд брал с собой книгу и зачитывал несколько строк кому-нибудь из незнакомцев, изображенных на картинах. Например, какое-нибудь непонятное место из книги. Возможно, это выглядело довольно странно, но он всегда получал разъяснение. Если один незнакомец не мог ответить на его вопрос, то отвечал другой. Хотя иногда Арильду приходилось обойти несколько портретов, прежде чем он получал ответ. Они помогали ему забыть свой собственный ход мыслей и посмотреть на непонятное место в новой перспективе, каждый вносил свою лепту. Теперь он так хорошо изучил эти безмолвные лица, что знал, к кому с каким вопросом лучше обращаться. Некоторое время спустя он стал понимать, что они за люди, но о своих судьбах они ему так и не поведали. И мысли свои они держали в тайне. Арильд посмотрел на меня.
– Теперь вы думаете, что я болтаю глупости?
– Нет, почему же? Мне кажется, все это очень интересно. Дома у меня есть несколько кукол, с которыми я часто обсуждаю что-нибудь, чего не понимаю сама.
Арильд посмотрел на меня с любопытством, и я сильно покраснела. Может быть, он имел в виду совсем другое?
– Карл тоже говорит, что есть свой смысл в том, чтобы разговаривать с портретами. У него уже есть среди них свои друзья.
– Вот как?
Меня это задело, но Арильд улыбнулся и заговорил о другом. Он спросил, заметила ли я, что замок построен таким образом, что в какое бы окно ты ни посмотрел, ты всегда увидишь помимо всего прочего часть самого здания, кусочек стены, лестницы, часть башни или что-нибудь еще. Таким образом, ты всегда помнишь о том, где ты находишься. Ты помнишь о том, что находишься взаперти. Отсюда тебе не выбраться. Поэтому ты никогда не чувствуешь себя по-настоящему свободным, глядя в окна, каким бы прекрасным ни был открывающийся оттуда пейзаж.
Арильд вздохнул.
– Я чувствую себя как тюрьме – сказал он.
На это мне ответить было нечего, поэтому беседа остановилась. Мы молча шли по коридору. Словно мы оба перестали доверять своим голосам. Внезапно в воздухе повисла какая-то тяжесть. Мы заговорили шепотом. Иногда перед нами откуда ни возьмись появлялись преданные слуги и точно также внезапно исчезали.
Я устала и задержалась у одного из окон.
– Наверно, я пойду к себе наверх, мне надо немного отдохнуть перед ужином.
– Конечно. Не стану задерживать.
– Мне было очень приятно…
И тут мой взгляд упал на опушку леса.
Я увидела Розильду и Каролину. Розильда сидела у мольберта и рисовала, а Каролина стояла, прислонившись к дереву, глядя на картину. Вид, как всегда, был прекрасный. Я раздумывала о том, как заманить к себе Каролину, чтобы поговорить с ней. И тут немного поодаль от них между деревьями я увидела белую фигуру. Розильда и Каролина были настолько поглощены друг другом, что, по всей вероятности, ее не замечали. Вспомнив о белых тенях на картинах Розильды, я невольно вздрогнула.
– Кто это? – спросила я Арильда.
