живые женщины – редкие гостьи.
– Вот-вот, где ты живую женщину возьмешь? – поинтересовалась ворона.
– Мальчик найдет, – робко предположила зайчиха. – Ведь найдешь, да?
– Да где ж мне ее искать, – растерялся Пит. – Живой женщине нужен живой мужчина, а живому мужчине – живая женщина. Замкнутый круг получается.
– Тогда его силой от озера нужно увести! – каркнула ворона.
– Да разве такого осилишь? – засомневалась зайчиха.
– Я бы, наверное, осилила, да, боюсь, не поможет это, – отвергла идею медведица. – Живая женщина нужна – и все тут!
– А почему на меня морока не действует? – поинтересовался Пит.
– Значит, сердце у тебя еще детское, невинное, – улыбнулась зайчиха. – Но все равно возвращаться туда и тебе опасно.
– Тебе надо женщину искать! – распорядилась ворона. – Всем искать женщину! Действуем так: делим лес на секторы и начинаем. Шерше ля фам, как говорят французы!
– Какие еще французы? – не поняла медведица. – Я таких зверей не знаю.
– Не обращайте внимания, – пропищал вороненок, – с ней такое часто бывает. «Дежавю» называется.
Ворона щелкнула птенца по лбу крылом: «Молчи, чего не понимаешь».
– А я думаю, надо бы к Сове сходить за советом, – неуверенно предложила зайчиха.
– Можно и к Сове, – деловито согласилась ворона. – Мы, птицы, умные, а она постарше нас всех будет, побольше нас всех знает.
На том и порешили.
Днем совы, как известно, спят. Даже если это сказочные совы. Чтобы скоротать время в ожидании вечера, дети-зверята затеяли разные игры: боролись, бегали наперегонки, соревновались, кто громче крикнет, кто быстрее найдет спрятанную старшими корягу, кто придумает самую интересную историю. Пит сначала робко включился в игру, а потом уж разыгрался вовсю и озорничал, как семилетний ребенок. Он звонко хохотал, положив медвежонка на лопатки, и кричал: «Давай еще раз!», когда медвежонок передними лапами прижимал его самого спиной к земле. «Так нечестно!» – весело кричал Пит, падая на землю после пятиминутной гонки за зайцем. А как у него горели глаза, когда он придумывал забавные небылицы или рассказывал невыдуманные истории из жизни разбойников, изображая их в лицах! Пит веселился так, будто хотел взять реванш за все свое несостоявшееся детство.
Но вот настал вечер, и друзья направились искать Сову. «Если знаешь цель, поиски быстро подходят к концу», – открыли мальчику тайну умные звери. Они оказались правы, потому что на поиски Совы у них ушло не более получаса.
– Эх вы! – то ли проухала, то ли прохохотала Сова, выслушав их рассказ, – простых вещей не знаете! Наваждение не в душу течет, а из души изливается. Сам человек, только сам побороть мороку может. К утру все ясно будет: либо оживет, живее живого станет, либо пропадет, мертвее мертвого на дно уйдет. Сам, ух, только сам!
Сердце Сэма сжимала тоска. Ему было жалко мир и всех в этом мире: и божью коровку, неловко взбирающуюся по травинке, и муравья, волочащего тяжелую былинку, и рыбку, одиноко плещущуюся в воде, и воду, жалобно подползающую к его ногам.
Так, жалея весь мир и все в этом мире, просидел Сэм до вечера. Начало смеркаться. Тоска еще сильнее сдавила мягкое сердце Большого Сэма.
Вдруг он услышал рядом с собой легкие всхлипы. Медленно скосил глаза и по-детски улыбнулся: на ветвях ивы сидела обнаженная девушка невиданной красоты и расчесывала длинные светлые волосы золотым гребешком. Подарив Сэму грустную улыбку, девушка еще раз всхлипнула и запела.
Она пела о том,
как прощально взмахнув парусами, отчаливают корабли, отправляясь к неведомым землям,
как тоскливо рыдает ветер, одиноко блуждая над бескрайним холодным морем,
как свободные гордые птицы улетают в звенящее небо – ультрамариновый океан…
Она пела о том,
как на ловлю манящего счастья лучшие из любимых и любимейшие из лучших устремляются дерзко,
как возлюбленные расстаются, повинуясь глухим законам и пустынному чувству долга,
как рождаются новые дети, чтобы тоже уйти за птицей вслед за своими отцами, покидая своих матерей…
Она пела о том,
как стрелою летящие судна тонкие рвут паруса, разбиваясь об острые скалы,
как отчаянно бьется ветер, пойманный в грубые снасти,
как избитые ветром птицы, скорбно роняя перья, опускаются вниз, и волны их укачивают навеки…
Она пела о том,
как люди тихо гибнут, сорвавшись с кручи, или зноем палимы жарким, вычерпанные до соли, выжженные до пепла, оставляя потомкам песни…
Она пела о том,
как в бездну близорукое падает солнце,
как вековые горы рассыпаются в одночасье, взбудораженные пробужденьем вековечной Твердыни-мамы,
как терзаемая ураганом страшно стонет царица Море…
Она пела о том, как умирают мечты, превращаясь в розовые облака…
Сэм слушал это пение и горько плакал, уже не стесняясь своих слез. Сердце его обливалось кровью, душа извергала многовековую скорбь. Перед мысленным взором Сэма проплывали скорбные воспоминания. Вот отец, который завербовался матросом, чтобы в его доме всегда был хлеб, и не вернулся, став добычей стихии. Вот мать, которая после смерти отца не знала ни радости, ни отдыха, неся бремя двойных забот. Вот старший брат Егор, погибший на барской охоте накануне свадьбы. Вот младшая сестра Ромашка, цвет которой был смят грубым господским сапогом, после чего она бросилась с обрыва в кипящее море. Вот соседка Сэма – румяная Радуница: стоит одиноко и пристально смотрит в сторону леса. Ждет и ждет она неустанно, не вернется ли ее робкий жених, сбежавший в разбойники от ее молчаливой заботы. Милая Радуница, она до сих пор, наверное, ждет его, а он сбежал, преумножая вселенскую боль, добавляя в чашу страданий свою неприкаянность и ее печаль.
– Ну не свинья ли я? – очнулся Сэм и поднял голову. Русалка исчезла. Над поляной простиралось чистое ночное небо, и звезды весело подмигивали ему: «Молодец!».
Глава семнадцатая. Ключ
Сразу после свадьбы Лазарк Маркруз увез молодую жену в свое имение. Он даже не захотел остаться на свадебный пир, что, впрочем, не было грубым нарушением традиций. Многие молодожены торопились остаться наедине и бросали гостей одних, здесь это считалось нормой.
Белороза разделяла желание мужчины, которому только что была вручена, и с нетерпением ждала, когда они уже прибудут на место и останутся наедине. Она представляла нежные объятья своего супруга и страстные поцелуи. Об инциденте же, который случился в городе еще до свадьбы, она старалась забыть. И ей почти удалось внушить себе, что, конечно же, тогда Лазарк был сам не свой. На самом же деле он благородный, добрый и любит ее по-настоящему, как герои романов, о которых ей рассказывала Мурава, кравшая взрослые книжки из домашней библиотеки своих родителей.
Приступ яростной
